Железное болеро и краковяк вприсядку: Рецензия на фильм «Калина красная»

Последний фильм Василия Шукшина стал, безусловно, самым сенсационным  советским фильмом семидесятых. Трагическая история возвращения вора-рецидивиста в родные края в попытке начать вести честный образ жизни привлекла в кинозалы более 60 миллионов зрителей, которые потом заполонили почтовые ящики редакций СМИ тысячами писем с вопросами и реакциями. Героев, подобных зэку Егору Прокудину, и сопутствующей им блатной эстетики в советском кино встретить было совершенно невозможно – говорят, что сам Леонид Брежнев спас картину от цензоров после приватного показа, на котором он был растроган до слез.

Растрогать Брежнева мог не только сентиментальный характер сцен, на который Шукшин шел намеренно и мастерски, но и, например, ироничные речи, пародировавшие риторику советской верхушки, которую Шукшин мастерски исполнил в сцене допроса родителями Любы Байкаловой. «Люди напрягают все силы, люди буквально падают от напряжения, люди начинают даже заикаться от напряжения, покрываются морщинами на крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы». Двойной эффект пародирования партийной мифологии и вскрытия пустот, которые таятся под ней, обезоруживал зрителей – и намекал ей на то, что произойдет с русской душой, после того как советская личность неизбежно разложится. Неслучайно в момент произнесения лубочной речи в избе Прокудин-Шукшин удостаивается сравнения с Микиткой (Хрущевым), трогает до слез действующего в тот момент генсека партии и проецирует нынешнего президента РФ. Путин, безусловно, преклоняется перед гением Шукшина и в меру сил своих пытается косплеить его образ непростого русского бэд-боя.

Одним из залогов успеха фильма стало решение Шукшина самостоятельно исполнить главную роль – обычно он обращался к Леониду Куравлеву. Обладавший удивительной аутентичностью русского мужика, он одинаково талантливо и кривлялся при надобности, и выдавал убедительнейшую драму. Роль в «Калине красной» сделала его суперзвездой, но уже посмертно – слишком мало времени прошло между выходом фильма и кончиной его создателя. И эта трагическая рифма с реальностью работает на картину даже сильнее удивительных творческих решений ее автора. Шукшин – в первую очередь талантливый литератор, делавший с диалогами и репликами такое, что было мало кому под силу из советских сценаристов. Благодаря этому умению «Калина красная» представляет собой одну непрерывную цитату, которую лучше знать наизусть.

Но нельзя не сказать и про удивительный кино-глаз Шукшина, через который мы смотрим и на него самого, и на историю его героя, впервые для режиссера выполненную в цвете. Взять хотя бы тот момент, когда камера обращает внимание на миниатюру картины «Неизвестная» Крамского в брошке Любы во время их первой встречи. А когда позже Горе-Егор в парчовом халате врывается в залу со столом, за которым собрался народ для разврата, мы видим на стене с боку от него репродукцию этой же картины. Видим ее мы, но не он, так как висит она у него за спиной. Поэтому для нас совершенно неудивительно, что разврат терпит крах.  Зарифмована и рубаха Шукшина цвета красного кумача (делающая его похожим на палача) – но, как выясняется в финале, зарифмована она вовсе не со знаменем коммунизма, а с кровью поэта. Картина целиком состоит из такого рода рифм - богатых и бедных, точных и диссонансных, поэтому будет совсем небольшим преувеличением назвать «Калину красную» поэмой на кинопленке.

А что касается души – это слово звучит в фильме ровно десять раз. Основной и кажущийся невыполнимым квест, стоящий перед героем – это найти праздник для души, чтобы утолить невероятное чувство вины, которое испытывает блудный сын, обреченный на вечное возвращение. Он ни в коем случае не бунтарь, но совершенно точно одинокий волк, маргинал без своего места, в котором видят себя миллионы. Праздник для души, как мы постепенно понимаем вместе с Прокудиным – это не женщины, не легкая жизнь, не беспамятное пьянство, не духовное искупление былых грехов, не отказ от них, и не попытка перерождения. Возможно (но этого знать нам не дано), праздник этот таится в самопожертвовании/самоубийстве, на которое идет в итоге абсолютно сознательно герой Шукшина. Учитывая сильные автобиографические мотивы фильма, это может быть и сам Шукшин. Учитывая его близость народу и стопроцентную верность характеру, это может быть любой русский мужик. Десять раз произносится слово «душа» за фильм, и каждый раз звук этого слова производит раскатистый колокольный звон – «бом-бом». И звон этот настолько мощный и настоящий, что резонанс от него будет слышен еще очень долго.