5 причин, почему «Гладиатор» Ридли Скотта по-прежнему великий фильм

Главный пеплум нового тысячелетия

В начале 2000-х о пеплумах говорили как о мумифицированном трупе, который давно отжил своё: смерть античных сюжетов наступила с провалом «Клеопатры» 1963 года, ставшей лебединой песней как жанра, так и большой студийной системы. И вот пеплум, уже 40 лет как находившийся в забвении, получает новое воплощение в задумке сценариста Дэвида Францони и режиссёра Ридли Скотта. «Гладиатор» — высокобюджетная, рискованная и на первый взгляд совершенно шаблонная вампука — ещё на стадии разработки был в арьергарде тогдашнего Голливуда: мало кто видел потенциал в истории о милитаризированной Римской империи, о генерале Максимусе (Рассел Кроу), который вынужден сражаться на арене, чтобы отомстить властолюбивому узурпатору Коммоду (Хоакин Феникс). Всё это напоминало старомодные сюжеты золотого века Голливуда, причудливый сплав истории Древнего мира и античных трагедий.

Однако фильм, пройдя скептический натиск продюсеров и историков (в это кино мало кто верил — даже сам Рассел Кроу назвал сценарий «Гладиатора» неудачной и рискованной авантюрой), получил недюжинное внимание как зрителей, так и академиков. Жанр, вросший в римские руины, неожиданно эксгумировали режиссёрской волей Ридли Скотта: картина заработала в прокате 457 млн долларов и обзавелась пятью «Оскарами». Одну из наград получил Рассел Кроу, представший в монументальном образе Максимуса. Сегодня даже как-то трудно себе представить, что 20 лет назад статуэтки давали за мужественных героев античного образца.

Более того, Голливуд пусть и ненадолго, но вновь почувствовал, что пеплумы — это золотая жила. Именно «Гладиатор» возродил античность для экранов современных мультиплексов, следом были сняты: «Троя» Вольфганга Петерсена, «300 спартанцев» Зака Снайдера и «Александр» Оливера Стоуна. Хлеб и зрелища всегда были и остаются в моде.

Рассел Кроу в роли генерала Максимуса на кадре из фильма «Гладиатор»


Компромисс между студийным блокбастером и авторским замыслом

Ридли Скотт — один из наиболее ярких визионеров Голливуда, сшивающий огромные технические мощности и художественную фактуру. Особенная, монументальная и пьянящая эстетика его фильмов рождается в браке многомиллионных бюджетов и инженерной мысли. «Гладиатор» оказался как никогда кстати в послужном списке мэтра: провалы «1492: Завоевание рая», «Белого шквала» и даже «Солдата Джейн» медленно, но верно вычерчивали крест на карьере Скотта. Недалек был момент, когда постановщика «Чужого» и «Бегущего по лезвию» оставят за бортом кинопроизводства, заклеймив вчерашним гением кинофантастики. Но здесь и появился «Гладиатор».


Главное преимущество Скотта в том, что он не скупился на зрелищность, всецело задействовав студийные мощности Universal. Натуралистические ландшафты и схватки с северными варварами в атмосфере полудикой древности. Декадентский, извращённый Рим в эпоху политического раздрая, а в центре — Колизей, умело реконструированный при помощи компьютерной графики. Свирепость и хаос батальных сцен, живописная красота гравированных доспехов, словно сошедшая с полотен Жак-Луи Давида — в этом природная, мускульная сила «Гладиатора» и, несомненно, его интеллект. Скрупулезность и техническое новаторство определили облик картины: её можно было осязать, чувствуя запах пота и немытых тел.

Скотт вернул экрану монументальность «Клеопатры» и «Бен-Гура», но дал эпосу размеренность и стоическую выдержку — без пошлой экстравагантности, которая утяжеляла поп-артовые пеплумы 60-х.

Стомиллионное путешествие по Римской империи 180-х годов н.э., равно как и подвиг благочестивого Максимуса, завоевало сердца публики. Фильм во многом воспроизводил живые эмоции римского плебса, проецируя их на зрителей: симпатии, восторг и жажда грандиозных баталий — в этом структурное сходство древних зрителей с нами, такими же фанатами, захлебывающимися от дорогих зрелищ.

Хоакин Феникс в роли Коммода на кадре из фильма «Гладиатор»

Живые скульптуры: красота старомодных характеров



Сильная эпопея нуждалась в сильных характерах. Неудивительно, что, вспоминая «Гладиатора», мы обращаемся ещё и к мощному актёрскому пантеону. Рассел Кроу — не только звезда фильма, но и полноценный автор, на ходу правивший сценарий вместе со Скоттом и Франзони. Трио осваивало новые грани творческого процесса, импровизируя и меняя картину на ходу (так во время съёмок и было принято решение убить Максимуса). Мы все помним стоическую выдержку и мускульную красоту бывшего генерала, блестяще сыгранного Расселом Кроу — с тех пор он и зарекомендовал себя как герой боевиков, умело владеющий своим телом. Не менее фактурным оказался Хоакин Феникс — тогда ещё актёр, который не мог похвастаться насыщенной фильмографией, но уже пленивший своей бравадой и какой-то жуткой, холодной харизмой.

При всей простоте и очевидности политической интриги «Гладиатор», безусловно, очаровывает героической старомодностью — в нём уместились базовые конфликты и характеры упадочного времени, где месть, обида и честолюбие уравновешивались храбростью и самоотдачей. Максимус был последним и, что не менее важно, настоящим героем, который смог обрести покой в стоическом акте смерти. И этот на первый взгляд простой и комиксный сюжет (как быстро римский генерал переобувается в раба, затем в гладиатора и напоследок — в бунтующего за справедливость героя) удалось скормить многомиллионной аудитории, предложив новый пафос и новые грани телесного, рассчитанного не на ум, а на плоть кинематографа. А Кроу стал новым воплощением римского героя с тех пор, как Кирк Дуглас повесил свои сандалии на гвоздь.

Хоакин Феникс в роли Коммода на кадре из фильма «Гладиатор»

К классике с любовью


При всей технической самостоятельности «Гладиатор» выстраивал эстетику кадра на богатом наследии кинематографа. Пышные представления и встречи императора Коммода, въезжающего в Рим, практически повторяют мизансцену «Триумфа воли» Лени Рифеншталь. Чувствуются и гены «Бен-Гура», когда на экране разворачивается масштабная битва на колесницах. Лидерские качества Максимуса позволяют вспомнить о том, с каким тщанием кубриковский «Спартак» выписывал характер раба-бунтаря в исполнении Кирка Дугласа.

Классицистический конфликт высокой морали с развращённой политической властью никак не препарируется здесь, представая в нагом, плоскостном виде. И эта простота не смущает Скотта, так как она предусмотрена творческим замыслом. «Гладиатор» прямолинеен, но не карикатурен: фильм строго дозирован даже при масштабном трёхчасовом размахе. Единственное, что выбивается из мрачно-реалистического визуального ряда, — мечтательные эпизоды Элизия, где мёртвые, согласно античной мифологии, попадают в пространство вечной весны и покоя. Позднее эта тяга к потустороннему полно выразится в «Царствии небесном» и «Исходе», но обретёт уже сугубо христианскую оптику — Скотт снимет эпики о людях в условиях доминирующей идеи личностного спасения.

Рассел Кроу в роли генерала Максимуса на кадре из фильма «Гладиатор»

Реализм внутри героического киномифа


Насыщенный экстракт тестостерона — рецепт, ознаменовавший успех сугубо физиологической эстетики «Гладиатора». Ридли Скотт и хореографы старательно выстраивают мизансцену поединка, делая его одним из двигателей истории. Изрезанные тела бойцов, капли крови и оторванные конечности, падающие, как конфетти, на римской арене — доказательства того, что Скотт всегда заботится о натурализме лент. Но реализм «Гладиатора» — не объект для исторических дискуссий. Скотт сам закрывает эту тему, вводя абсолютно вымышленного генерала Максимуса в мир таких исторических личностей, как Марк Аврелий и его преемник Коммод.

Реализм «Гладиатора» — это разговор о внутренней достоверности мира, а не о соответствии историческим фактам. Полотно должно быть в меру правдоподобно и не халтурить внутри собственной нарративной структуры, но не многотомных трудов по истории древности. Поэтому «Гладиатор» и представляет такой жгучий интерес, погружая реальную историю в тотальную власть киномифа (более пёстро и игриво в разрезе вымысла и истории работает разве что Квентин Тарантино).

Рассел Кроу в роли генерала Максимуса на кадре из фильма «Гладиатор»