Кровавый и зрелищный пеплум от Ридли Скотта, который очень похож на авторемейк.
Проходит 16 лет с момента смерти гладиатора Максимуса (Рассел Кроу). Луций (Пол Мескал), сын Максимуса и Луциллы (Конни Нильсен), взрослеет под именем Ханно в африканской Нумидии. При вторжении римского легиона во главе с полководцем Марком Акацием (Педро Паскаль) молодой воин храбро сражается, но Ханно теряет все: и супругу, и провинцию, и собственную свободу. Ханно берут в рабство и отправляют в столицу, где тот становится гладиатором и быстро завоевывает внимание публики и местного торговца Макрина (Дензел Вашингтон) — коварного манипулятора, который при Марке Аврелии был рабом, но теперь вынашивает планы по захвату власти. Упадочным Римом управляют братья Каракалла и Гета (Джозеф Куинн и Фред Хехингер) – изнеженные близнецы, чей союз постепенно дает трещину. Каждого ждёт решительный бой, будь то в стенах дворца или в сооружении амфитеатра.
Почти за полвека работы в кино Ридли Скотт доказал, что история вполне имеет сослагательное наклонение. И даже желательное. Пока ученые подсчитывают пуговицы на рукавах наполеоновских мундиров или, например, сверяют с правдой акул в римском Колизее, 86-летнему режиссеру до лампочки, поднимут ли его на смех и назовут ли фильм «тотальной голливудской чушью». Мужества и отваги в эпосах Скотта не убавится, а герои не переведутся – «Гладиатор 2» продолжает историю Максимуса и его наследия. Как и всех нас, Скотта по-прежнему пленит Рим с его амбициями и грандиозными расширениями, а также с развратом и неминуемым падением. Мысли об империи уже возродили пеплум 20 лет назад, когда вышел первый «Гладиатор». Чем черт не шутит – кинематограф то и дело ходит по кругу.
От второго «Гладиатора» трудно было ожидать сюрпризов. Скотт – прямой и упертый, как локомотив истории, слагает примерно ту же песню и даже с похожей аранжировкой. Вместо свирепого императора Коммода – похожий дуэт манерных душегубов Каракалла и Гета (по иронии фильму вполне подошел бы подзаголовок «Ромул»). Масштабы Голливуда стабильно ориентируются на неоклассику, а кадр превращается в полотна Жак-Луи Давида. Мужественного по натуре Рассела Кроу сменил возмужавший Пол Мескал, но амбиции героя остались прежними – восстановить попранную честь и справедливость. Мораль у картины понятная: сын весь пошел в отца. Так предлагает ли второй «Гладиатор» вообще что-то новое? Ни на минуту, однако фильм удивительным образом оправдывает свое существование.
Древнего Рима так много на экранах, что картинкой древности уже не удивишь: ни величественным зодчеством, ни морскими сражениями, ни повсеместным блудом. Но и сюда Скотт привносит экзотику: гладиаторы вступают в бой с бабуинами, уворачиваются от носорога и соскальзывают в воду, полную акул, – с годами зрелища стали еще жестче, нравы властителей порочнее, а спецэффекты лучше. Размах и деньги, которыми Голливуд питает фильмы Скотта, как капитолийская волчица младенцев, – главная причина не отказывать себе в удовольствии и просто смотреть «Гладиатора», периодически отмахиваясь от издевательского чувства дежавю. По-хорошему, Скотту надо доверить открытие Олимпийских игр, но для этого он слишком занятой.
Хлеб и зрелища транслируются без пауз и интерлюдий, а многие сценарные вопросы отдаются на откуп зрительскому «во-первых, это красиво». Так же красиво, как пышные гребни на античных шлемах или Дензел Вашингтон верхом на белом коне. Персонажи в «Гладиаторе» написаны по Шекспиру, но сценарист Давид Скарпа урезает гамлетовскую часть, где много думают, и расширяет ту, где больше пускают кровь и рубят головы. Весь Скотт примерно в этой же формуле: меньше слов, больше дела. Безусловно, кто-то увидит в яростном Поле Мескале лишь бледную тень Рассела Кроу, другие недовольно фыркнут, что вниманием обделили Педро Паскаля, – на такой случай у придворных страстей «Гладиатора» есть своя темная лошадка. Речь, конечно, о Дензеле Вашингтоне в роли Макрина – выскочки, который проложил себе путь ко двору: хитрый, увешанный золотыми цепями и кольцами интриган почти незаметно крадет шоу под велеречивые цитаты Цицерона.
Пожалуй, только ленивый не пнет сиквел за спертый воздух идей и грубые самоповторы. Но если мир «Гладиатора» нам так понятен, а от римского декаданса уже подкатывает тошнота, то внутри Колизея мы по-прежнему ощущаем трепет и воодушевление. Скотт, совершенно не надрываясь, пишет как художник-баталист – он всегда безжалостен к истории и фактам, но чуток к мифам и зрелищным иллюзиям. Если так подумать, от Римской империи мы ушли не сильно далеко, просто их фантазии питали огромные амфитеатры, а наши заполняют просторные кинозалы.