Любимое кино. Уолл-стрит

Мировое кино, от «Чапаева» до «Матрицы», подарило нам множество ярких цитат, ставших поговорками. В этой рубрике мы вспоминаем знаменитые кинофразы и рассказываем о картинах, в которых они были произнесены.

Финансовый магнат пытается получить контроль над писчебумажной компанией Teldar Paper. Он скупает значительную часть ее акций, но руководство фирмы вставляет ему палки в колеса. Тогда он является на ежегодное собрание акционеров и обращается к ним с речью. Он начинает с того, что Америка находится в экономическом кризисе и теряет свое место на мировом рынке. По его мнению, это происходит потому, что руководители фирм не рискуют своими деньгами, когда управляют вверенными им корпорациями. Например, члены правления Teldar Paper владеют лишь 3% акций фирмы и не страдают от того, что компания несет огромные убытки и что цена акций падает. Напротив, он является крупным акционером, и в семи предыдущих сделках, которые он провернул, 2,5 миллиона акционеров получили в общей сложности 12 миллиардов долларов.

Доказав свое превосходство как менеджера, он завершает выступление следующими словами: «Жадность – за неимением более точного слова – это хорошо! Жадность правильна. Жадность работает. Жадность проясняет, разъясняет и схватывает сущность духа эволюции. Жадность во всех ее проявлениях – жадность до жизни, до денег, до любви, до знания – обеспечила взлет человечества. И жадность, попомните мои слова, спасет не только Teldar Paper, но и ту плохо управляемую корпорацию, которая называется США!»

Когда режиссер хочет сказать зрителям то, что они не хотят слышать, он должен позаботиться, чтобы его слова нельзя было истолковать превратно. Оливер Стоун понял это, когда снял фильм о финансовых воротилах. Он пытался создать картину об опасности и разрушительности американской финансовой политики. Публика же восприняла ленту как гимн изощренным махинациям. И потому сейчас, 26 лет спустя, когда американских финансистов средних лет спрашивают, что привело их в бизнес, они часто отвечают: «Фильм 1987 года “Уолл-стрит” и его главный герой Гордон Гекко».

Как и многие американские либералы, Оливер Стоун родился в консервативной семье. Его отец Луис Стоун голосовал за республиканцев, презирал Рузвельта, ненавидел коммунистов и работал брокером на Уолл-стрит. Он был преуспевающим, но не фантастически богатым, он не чурался нарушений закона, но старался следовать профессиональной этике, и он искренне верил, что американский бизнес несет процветание всему «цивилизованному» миру. Поэтому его задевало до глубины души, что в голливудских лентах крупные бизнесмены почти всегда оказывались злодеями (если их не звали Брюс Уэйн). Он не раз жаловался сыну на то, что режиссеры снимают фильмы о чем угодно, но только не о том, как трудно и интересно зарабатывать большие деньги.

Когда Оливер был маленьким, он во всем соглашался с отцом и он мечтал пойти по его стопам. В 17 лет он даже работал на товарной бирже – правда, не в Нью-Йорке, а в Париже (сын американца и француженки, Оливер в детстве жил на две страны). Однако он не унаследовал от отца его финансовых талантов и не смог толком освоить экономику и математику. С бизнес-интуицией у него было и того хуже – все его биржевые инвестиции окончились неудачей.

Осознав, что выбрал для себя неподходящую профессию, Оливер Стоун заодно отказался и от отцовской идеологии. Он бросил учебу в Йельском университете, проработал шесть месяцев школьным учителем в Южном Вьетнаме, вернулся в США, восстановился в Йеле, вновь его бросил, записался в армию, год провоевал во Вьетнаме, вернулся домой с двумя ранениями и занялся кинематографом. К этому времени (к 1969 году) Стоун-младший стал записным либералом, и его отношения с отцом надолго испортились. Стоун-отец не понимал, как можно жить не ради зарабатывания денег, а Стоун-сын не понимал, как можно считать деньги мерилом всего на свете.

В отличие от многих знаменитых голливудцев, быстро добившихся успеха, Оливер Стоун долго шел к намеченным для себя целям. Он дебютировал в режиссуре в 1974 году с трэш-хоррором «Припадок», но в последующие годы преимущественно работал сценаристом. Лишь в 1986 году Стоун заслужил признание зрителей и коллег как постановщик, когда выпустил военную драму «Взвод», основанную на его воспоминаниях о войне во Вьетнаме. Эта картина удостоилась четырех «Оскаров», один из которых режиссер унес домой, и заработала кучу денег для студий Orion и Hemdale. При бюджете в 6 миллионов долларов фильм собрал в прокате 138 миллионов – почти в два раза больше, чем вышедший двумя годами ранее «Терминатор».

Для Стоуна этот грандиозный успех означал, что его следующая картина может быть о чем угодно. Голливуд был готов вложиться в любой проект режиссера, кроме совсем уж экспериментального, и Стоун решил поймать продюсеров на слове и как можно скорее приступить к работе над какой-нибудь необычной лентой. Он не для того пятнадцать лет ждал своего шанса, чтобы начать снимать «безопасное» и предсказуемое мейнстримное кино.

Поначалу режиссер планировал поставить фильм о шумных скандалах 1950-х вокруг телевизионных викторин, организаторы которых тайно подыгрывали телегеничным конкурсантам. Это была занимательная тема, позднее раскрытая в драме Роберта Редфорда «Телевикторина» (1994), но Стоун быстро потерял к ней интерес. Поэтому однажды, во время рабочего обеда со сценаристом Стэнли Уайзером и продюсером Эдвардом Прессманом, режиссер предложил забыть о прошлом, сосредоточиться на настоящем и снять фильм об инсайдерских финансовых махинациях (то есть о нелегальной биржевой торговле на основе конфиденциальной информации, к которой инициатор сделки не должен иметь доступа). В то время газеты как раз стали часто писать о разоблачении биржевых махинаторов, и Стоун счел, что это куда более достойная тема для его нового фильма, чем скандалы 30-летней давности.

Уайзер и Прессман согласились, но им не понравилась предложенная Стоуном идея положить в основу фильма «Преступление и наказание» Достоевского (с денежными махинациями вместо убийства старушки). Режиссер, впрочем, не держался за эту случайную мысль, и он решил, что нужно не искать вдохновения у классиков, а отправиться на Уолл-стрит, пообщаться с биржевыми сотрудниками и воротилами и узнать, чем они живут и что их гложет.

Если Уайзер в то время почти ничего не знал о бирже, то Стоун был в курсе финансовых событий. Причем не потому, что с биржей был связан его отец (Стоун-старший умер в 1985 году, и он к тому времени уже отошел от дел). Пока режиссер воевал во Вьетнаме и искал себя в искусстве, его бывшие однокашники по Йелю ворочали миллионами и миллиардами, и их Уолл-стрит была мало похожа на ту, которую Оливер видел, когда мальчишкой приходил к отцу на работу. Финансовые реформы конца 1970-х и начала 1980-х, устранившие многие введенные после Великой депрессии ограничения и запреты, разогрели и перегрели американский рынок. Из чинного «джентльменского клуба» Уолл-стрит превратилась в гигантское казино, где буквально в мгновение ока (спасибо компьютерным сетям!) создавались и просаживались состояния.

Чем больше Стоун узнавал о том, чем его знакомые занимаются на бирже, тем больше он замечал сходств с кокаиновым бумом начала 1980-х, который постановщик изучал, когда писал сценарий «Лица со шрамом» (1983) для Брайана де Пальмы. Что в Майами, что в Нью-Йорке шальные деньги превращали людей в чудовищ, и это была идеальная тема для режиссера, озабоченного общественными проблемами.

Перемены на бирже были столь разительными, что к концу жизни Луис Стоун примирился с сыном. Они не соглашались по многим вопросам, но оба считали, что новая Уолл-стрит куда хуже старой и что финансовая индустрия должна делать жизнь людей лучше и поддерживать бизнес, а не потрошить его ради сиюминутных заработков и не откачивать деньги из производства, чтобы направить их на рискованные биржевые игры. Поэтому режиссер решил посвятить будущую картину памяти отца и подчеркнуть в ней контраст между биржевиками старой школы и новым поколением финансистов. Плюс он не мог упустить шанс снять серьезный, вдумчивый и «взрослый» фильм о бизнесе, о котором всегда мечтал его отец.

Имея это в виду и пообщавшись с множеством завсегдатаев биржи, Стоун и Уайзер придумали историю о молодом брокере из рабочей семьи, который преклоняется перед финансовым магнатом и со временем становится его протеже, забывая при этом обо всем, чему его учили отец-профсоюзник и наставник из числа биржевиков со стажем. Чтобы потрафить шефу, герой увлекается нелегальным сбором инсайдерской информации, а затем становится соучастником разграбления авиакомпании, где работает его отец.

Изначально соавторы сделали главного героя евреем по имени Фредди Голдсмит, отдав при этом дань уважения корням Стоуна (отец режиссера родился Зильберштейном и сменил фамилию, чтобы вписаться в англосаксонский круг студентов Йеля). Однако затем они решили не потакать мифу о том, что на Уолл-стрит сплошные евреи, и Фредди Голдсмит был переименован в Бада Фокса. Актер на эту роль у Стоуна уже был – Чарли Шин достойно сыграл во «Взводе», и режиссер продолжил работать с молодым, обаятельным, но не классически красивым исполнителем, вполне подходящим для несколько парадоксального образа предприимчивого биржевого «лоха».

Создавая главного злодея картины, Стоун и Уайзер вдохновлялись несколькими финансовыми воротилами – в частности, Иваном Боески, который в 1986 году был приговорен к штрафу в 100 миллионов долларов и заключению на 3,5 года за инсайдерскую торговлю, и корпоративным рейдером Карлом Иканом, который в 1985 году захватил и разграбил крупную американскую авиакомпанию TWA. Манера персонажа выражаться была отчасти списана Уайзером со своего соавтора. Стоун был склонен к громогласному сарказму, циничным афоризмам и долгим речам на темы вроде «американская экономика в опасности».

Режиссер хотел, чтобы Гордона Гекко (злодей получил фамилию в честь ящерицы-геккона – постановщик решил подчеркнуть, что персонажем движут унаследованные от рептилий примитивные инстинкты) сыграл Ричард Гир. Актер, однако, отказался, о чем впоследствии не раз сожалел. Стоун, напротив, никогда не переживал из-за того, что был вынужден обратиться к Майклу Дугласу. До «Уолл-стрит» тот был преимущественно известен публике по полицейской телевизионной драме «Улицы Сан-Франциско» (1972-1976) и приключенческой комедии «Роман с камнем» (1984), но режиссер также знал Дугласа как хваткого продюсера, знакомого с финансовым миром (актер спродюсировал «Полет над гнездом кукушки»), и он чувствовал, что Дуглас справится с ролью яркого и харизматичного бизнесмена.

Роли двух «положительных» менторов Фокса получили голливудские ветераны Хэл Холбрук (биржевик Лу Манхайм) и Мартин Шин (профсоюзник Карл Фокс). Персонаж первого был вдохновлен Луисом Стоуном, а приглашение Шина-старшего на роль отца героя Чарли Шина было одним из самых простых решений в карьере Стоуна. Помимо фамильного сходства и бесспорного актерского таланта исполнителя режиссера привлекло то, что отношения между Мартином и Чарли были схожи с отношениями между их персонажами. Как и Карл Фокс, Шин-старший считал, что успех ударил сыну в голову – Чарли уже тогда славился своими загулами.

Если с мужчинами режиссер попал в точку, то с главной героиней он промахнулся, что позднее откровенно признал. Дэрил Ханна («Бегущий по лезвию») была достаточно красива, чтобы сыграть «переходящую девушку» финансового мира, но она не подходила фильму по типажу. Сценарий требовал утонченную красавицу, привлекающую выходцев из рабочего класса вроде Фокса и Гекко своими «элитарными» познаниями и манерами. Ханна же была по духу и стилю скорее «альтернативной» девушкой, не интересующейся материальными благами и нравами высшего общества. Она была куда уместнее в снимавшейся параллельно с «Уолл-стрит» романтической комедии «Роксана», где Ханна играла девушку-астронома. Роль же в фильме Стоуна ей давалась с трудом, и это было заметно на экране. Сейчас постановщик считает, что картина бы выиграла, если бы главную героиню изобразил кто-нибудь вроде Гвинет Пэлтроу.

После снимавшегося на Филиппинах «Взвода» с его обилием пиротехники и всевозможными организационными проблемами съемки «Уолл-стрит» в Нью-Йорке были буквально прогулкой в парке. Однако это не значило, что Стоун ни о чем не волновался, когда создавал картину. Во-первых, ему и его команде надо было придумать, как сделать визуально интересной ленту, выстроенную вокруг разговоров на весьма сложные темы. Отчасти эта задача была решена за счет почти постоянного движения камеры даже в, казалось бы, статичных сценах. Стоун говорил, что превратил камеру в акулу, которая все время плавает и умирает, когда останавливается. По его мнению, камера в фильме о финансовых хищниках тоже должна была быть хищником. Останавливалась камера лишь в сценах Мартина Шина, чтобы подчеркнуть непоколебимость жизненных ценностей его персонажа.

Во-вторых, длинные диалоги и монологи «Уолл-стрит» были тяжелой нагрузкой для актеров. Прежде всего, для Майкла Дугласа, чьи предыдущие фильмы были куда более лаконичными. В первые дни актер едва справлялся с ролью, и Стоуну пришлось устроить Дугласу выволочку. Исполнитель был в ярости от того, что его, не новичка в Голливуде, распекают как дебютанта. Однако критика была справедливой, и в дальнейшем Дуглас стал тщательно и заранее заучивать реплики, чтобы на съемочной площадке заботиться о том, как играть Гекко, а не мучительно вспоминать, что персонаж думает по поводу жадности и акций авиакомпаний.

Напротив, профессиональная небрежность Чарли Шина была режиссеру на руку. Актер нередко являлся на съемки с похмелья, после ночных приключений, и Стоун считал, что отсутствующий, «зомбированный» взгляд Шина превосходно подходит для персонажа, предавшего свои принципы и потерявшего контроль над своей жизнью. Правда, при таком подходе к съемкам «зомби»-Фокс неизбежно оттеснялся на второй план напористым Гекко, и казалось, что главного героя фильма зовут не Бад, а Гордон. Позднее картине это неприятно аукнулось.

Наконец, в-третьих, Стоун и декораторы потратили немало сил, чтобы выстроить правдоподобную декорацию офиса биржевой компании со всеми ее компьютерами, документами, телефонами и степлерами. К счастью, декорацию биржи строить не понадобилось – боссы Уолл-стрит позволили Стоуну почти час снимать в торговом зале, в разгар сессии.

Главным техническим консультантом фильма был Кеннет Липпер, бывший менеджер финансовых компаний Lehman Brothers и Salomon Brothers, который с 1983-го по 1985 год был заместителем мэра Нью-Йорка по финансам и экономическому развитию. Стоун позволил Липперу не только организовать краткие биржевые курсы для актеров фильма, но и подправить сценарий, сделав его более нейтральным по отношению к бизнесу (черновик был, в сущности, одной сплошной атакой на Уолл-стрит, и даже Лу Манхайм был выведен коррупционером – пусть и не столь наглым, как Фокс и Гекко).

Это, однако, не значило, что Стоун «продался». Режиссер считал, что должен создать сложное и драматичное кино, а не плоскую агитку, и что толика объективности фильму только поможет. Чтобы отразить все точки зрения, он консультировался как с финансистами (в том числе осужденными за махинации), так и с федеральными прокурорами, расследующими преступления на бирже.

Когда в декабре 1987 года «Уолл-стрит» вышел в прокат, он окупил 15-миллионный бюджет, но не стал коммерческим хитом (всего фильм заработал 44 миллиона долларов). Как и можно было предположить, зрители не ломились толпой на разговорную драму, герои которой подчас общались на невнятном профессиональном жаргоне и обсуждали проблемы, эмоционально далекие от многих американцев.

Критики, с другой стороны, радушно приняли ленту, и Майкл Дуглас получил «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана. Главный успех, однако, «Уолл-стрит» ждал уже после завершения проката. Лента быстро стала американским интеллектуальным хитом. Правда, не среди либералов, которые и без Стоуна знали о проблемах Уолл-стрит, а среди финансистов и студентов финансовых факультетов. Для них Гекко был не дьяволом-искусителем, а Мессией, пророком Большого Хапка и Свободного Капитализма. Они видели в фильме не трагедию Америки, а трагедию гениального бизнесмена, который пострадал, потому что взял под свое крыло «лузера» и «слабака», не способного без колебаний выбросить родного отца на улицу. Для них главным уроком фильма было не «Не совершай преступлений!», а «Не попадайся!». И они толпами устремлялись по дороге, протоптанной реальными прототипами Гекко, не забывая при этом благодарить создателей «Уолл-стрит» за «вдохновляющий фильм».

Авторы картины, естественно, были от этого в шоке. Более всех страдал Дуглас – пусть и не такой радикал, как Стоун, но вполне себе голливудский либерал, которому претило, что зрители ассоциируют его с Гекко и благодарят за то, что он помог им выбрать профессию. Ведь публика при этом игнорировала не только очевидную мораль картины, но и большинство реплик его героя.

Взять хотя бы речь Гекко перед акционерами Teldar Paper. Да, он завершает ее на «жадной» ноте, и слова «Жадность – это хорошо!» (почти дословно позаимствованные из выступления Ивана Боески в 1986 году перед студентами университета Беркли) вошли в поговорку. Но его предшествующие рассуждения о зажравшихся топ-менеджерах, которые получают огромные деньги за то, что переписываются между собой и загоняют компанию в гроб, и о том, что Америка теряет мировые рынки и стремительно обрастает долгами, – это абсолютно справедливая критика «слева», и Стоун с Дугласом с готовностью повторили бы эти слова, если бы выступали от своего имени. И когда публика концентрируется на оправдании жадности и даже не задумывается, как пресечь бесконтрольное размножение топ-менеджеров и как вернуть в Америку укатившие за границу производственные мощности, она игнорирует замысел создателей. Но так уж устроены люди – нам проще потакать нашим недостаткам, чем меняться в лучшую сторону. И один фильм не может этого изменить. Даже такой выдающийся, как «Уолл-стрит».