Любимое кино. Шестое чувство

Детский психиатр работает с маленьким мальчиком, но никак не может вызвать его на откровенный разговор, чтобы понять, почему пациент странно себя ведет и порой пугает окружающих знаниями, которых у него просто не может быть. Наконец врачу удается достучаться до мальчишки, и тот со слезами на глазах признается: «Я вижу умерших людей… Я встречаю их повсюду, как обычных людей. Они не видят друг друга. Они видят только то, что хотят видеть. Они не знают, что они умерли».

Многие авторы триллеров стараются придумать для своих картин неожиданные сюжетные ходы, но мало кому удается застать публику врасплох. Особенно если это кино для взрослых, знакомых с обычными сценарными фокусами зрителей. Такую аудиторию трудно впечатлить. Однако когда режиссеру это удается, он вправе надеяться, что успех у него в кармане, и вдохновляться примером М. Найта Шьямалана. В 1998 году это имя мало кто знал, а год спустя о голливудском индийце услышал весь мир, когда в прокат вышел его блестящий паранормальный триллер «Шестое чувство».

Если бы кто-то нарочно попытался придумать творца, которого бы увлекла история о ребенке между двух миров, он бы, наверно, сочинил биографию Маноджа Неллиятту Шьямалана, предпочитающего называть себя «М. Найт Шьямалан», чтобы не слышать, как американцы коверкают его настоящее имя.

В самом деле, Манодж родился в Индии, но вырос в Америке, понимал родительский южноиндийский язык малаялам, но разговаривал по-английски, болел за бейсбольные, а не крикетные команды, но всегда знал, что в полной мере «своим» для американцев не будет никогда. Неудивительно, что, когда он презрел семейную традицию и стал не врачом, а режиссером, его дебютная картина «Молитва в гневе» (1992) была полуавтобиографическим полотном об американском индийце, который ненадолго возвращается на родину и приобщается к культуре предков.

Для мейнстримной публики это было слишком личное, слишком частное кино, но и «элитных» зрителей «Молитва» не увлекла. Критики писали о ней, что от фильма несет откровенной «голливудчиной», неожиданной для фильма индийца об Индии. Странного, впрочем, в этом ничего не было. Шьямалан для съемок «Молитвы» вернулся в Индию, но душой остался в Америке – в мире мейнстримного голливудского кино, к которому он хотел принадлежать, хотя и боялся себе в этом признаться (как и положено студенту школы искусств Нью-Йоркского университета, он «официально» мечтал о карьере выдающегося артхаусного творца).

Второй фильм Шьямалана «Пробуждение» был уже не индийской, а американо-ирландской трагикомедией о десятилетнем католике, который после смерти деда пытается узнать, есть ли Бог и попал ли его дедушка в рай. Те, кто сподобился это кино посмотреть, оценили его сравнительно высоко, но зрителей у «Пробуждения» было еще меньше, чем у едва замеченной «Молитвы». Потому что та часть американской публики, которая всерьез интересуется религиозным кино, предпочитает, чтобы фильмы о христианстве снимали христиане, а не индуисты, использующие чужую религию для отражения собственных духовных исканий (Шьямалан был настолько религиозен, что в первый день работы его жена на глазах у всей группы провела индуистскую церемонию освящения съемочной площадки). Прочие же зрители обычно держатся подальше от лент, напоминающих им, как давно они не были в церкви.

Промахнулся Шьямалан и с выбором студии. После завершения съемок глава Miramax Харви Вайнштейн отстранил режиссера от монтажа и сам подготовил ту версию фильма, которая в 1998 году, через три года после «отключения» Шьямалана, попала в кинотеатры. Индиец был в ярости. Он пришел в кино, чтобы создавать кино, а не поставлять отснятую пленку для чужих монтажеров.

К счастью, Шьямалан был достаточно умен, чтобы понять, что он делает неправильно и как он может исправить положение. Зрителей не привлекает кино на волнующие его религиозные темы? Значит, надо снять ленту о мире призраков, которая была бы увлекательной и духовной, но при этом универсальной, не привязанной к конкретной религии. Сентиментальные мелодрамы у публики не в чести? Надо придумать триллер, раз они пользуются куда большим спросом. Студийные боссы не доверяют начинающему режиссеру? Надо сочинить настолько удачный сценарий, чтобы студия согласилась на любые условия контракта ради права в него вложиться.

Понятно, решить, что он должен написать блестящий сценарий, было куда проще, чем в самом деле это сделать. Хотя призраки и привидения с детства занимали и пугали Шьямалана (он никогда не оставался у школьных друзей на ночь, потому что боялся духов из чужих домов), первые черновики «Шестого чувства» были скучными и шаблонными, начисто лишенными вдохновения. Ничего из того, что для них было сочинено, в окончательную версию фильма не вошло.

Наконец, когда после трех неудачных попыток Шьямалан выдавил из себя все навязшие в зубах хоррор-шаблоны, он решил танцевать от собственного детства и сделать главным героем маленького мальчика, который повсюду видит призраков, потому что наделен особым даром, делающим его особо чувствительным к потустороннему миру. Поначалу парнишка боится привидений и пытается от них спрятаться, но постепенно он осознает, что может им помочь. Соответственно, фильм, начавшись как триллер и даже хоррор, по ходу действия перерастает в душевную психологическую драму о преодолении трудностей в общении – между мальчиком и его мамой, между психиатром и его пациентом, между мужем и женой и так далее.

Это уже было что-то, с чем можно было работать. Но сценарию еще нужен был козырь, внезапный и впечатляющий сюжетный поворот, который бы сперва поразил продюсеров, а затем критиков и зрителей. И Шьямалан то ли сам нашел решение (как он утверждает), то ли подсмотрел его в детской телевизионной хоррор-антологии «Боишься ли ты темноты?» (1990-1996), где в третьем сезоне была серия, в которой главный герой, на протяжении эпизода общавшийся с призраком погибшей девушки, в финале узнавал, что он сам тоже мертв – просто забыл о своей гибели.

Даже если Шьямалан позаимствовал свой «неожиданный сюжетный ход» у сценаристов шоу для подростков, нельзя сказать, что он просто у них списал. 25-минутная серия «Ты боишься темноты?», в сущности, сводилась к финальному откровению, и в остальном она была скучной и слабой. «Шестое чувство» же – сложная, многогранная и захватывающая история, в которой кульминационное «Ой, я уже давно мертв!» – лишь вишенка на торте. Хотя и весьма вкусная и эффектная вишенка.

Имея в своем распоряжении такой сильный, на его взгляд, козырь, Шьямалан творчески раскрепостился, и над последующими версиями сценария он работал с большим вдохновением. Хотя ему все равно понадобился десяток черновых вариантов, чтобы наконец создать текст, который можно было показывать продюсерам.

Когда Шьямалан завершил «Шестое чувство» и передал его своему агенту для рассылки студиям, он поставил несколько условий. Во-первых, он хотел получить за сценарий не менее миллиона долларов. Во-вторых, ему нужна была гарантия, что ему позволят снять и смонтировать фильм. В-третьих, сценарий для студии Miramax нужно было отправить не курьером, а по обычной почте, чтобы поставить Вайнштейна в заведомо невыгодное положение и позволить ему купить сценарий, только если больше никто им не заинтересуется.

Это был довольно наглый ход, однако он сработал. Студия New Line столь впечатлилась сценарием, что предложила два миллиона долларов, а президент Disney Pictures Дэвид Фогель перебил ставку конкурентов и пообещал два миллиона долларов за сценарий, 500 тысяч долларов в качестве режиссерского гонорара и гарантию того, что Шьямалан не будет уволен или отстранен, если впишется в расчетный бюджет в 14 миллионов долларов (весьма скромный для 1998 года). Поскольку у Вайнштейна в то время был режиссерский контракт с Шьямаланом еще на два фильма, продюсер согласился отпустить постановщика к диснеевцам за несколько процентов от прибыли будущей картины (заставить Шьямалана экранизировать «Чувство» на Miramax Вайнштейн не мог, так как контракт распространялся только на режиссуру, и в случае творческого конфликта индиец мог продать текст другой студии).

Фогелю это решение вскоре стоило его поста, поскольку у Walt Disney Studios в то время были финансовые проблемы, и боссы компании пытались «резать косты». На фоне принимаемых жестких решений «царский» контракт со Шьямаланом, начинающим творцом с двумя провалами за плечами, казался откровенной растратой, и он стал последней соломинкой, приведшей к увольнению продюсера. Тем не менее контракт с режиссером все же не был разорван – студия довольствовалась тем, что продала права на фильм компании Spyglass Entertainment и оставила себе лишь часть прав на доходы от проката. Интересно, какие ругательства студийные финансисты позднее вспомнили, когда узнали, сколько «Чувство» собрало в кинотеатрах?

В то время как Шьямалан был вне себя от счастья, Брюс Уиллис был вне себя от ярости и разочарования. В 1997 году актер работал над романтической комедией о стареющем хоккеисте под названием «Бродвейский драчун», и страсти на съемочной площадке накалились настолько, что Уиллис (не только исполнитель главной роли, но и продюсер) уволил постановщицу Ли Грант и еще нескольких ведущих создателей фильма. Что именно между ними произошло? Трудно сказать, учитывая, что в таких случаях каждая сторона старается выставить себя в выгодном свете и опорочить противников. Но для нас сейчас важен не процесс, а результат – проект «Бродвейский драчун» был закрыт, а Уиллис, чтобы компенсировать Walt Disney потраченные на фильм средства, согласился сыграть в двух диснеевских лентах за гонорары в 10 миллионов долларов вместо его обычных в то время 20 миллионов.

«Шестое чувство» было среди диснеевских сценариев, которые Уиллису предложили, и актер сразу же загорелся ролью психолога Малколма Кроу. Далекий от суперменства разговорный драматический образ в оригинальной и занимательной ленте – о чем еще мог мечтать Уиллис, уставший от боевиков?

Естественно, участие суперзвезды тут же раздуло бюджет до 40 миллионов долларов и поставило участие Шьямалана под вопрос. Ведь Уиллис, только что уволивший постановщицу, мог настоять и на «отлучении» Шьямалана, чтобы не ставить судьбу проекта в зависимость от режиссера-неудачника. Но индиец пошел на риск ради суперзвездного имени в титрах. И хотя поначалу Уиллис и Шьямалан в самом деле цапались, актер постепенно проникся уважением к постановщику и позволил ему довести фильм до премьеры.

Роль главного героя, маленького Коула Сира, была предложена Лайаму Эйкену из мелодрамы 1998 года «Мачеха», но мама актера отказала продюсерам, так как сочла, что парнишке еще рано играть в фильме с постоянным упоминанием смерти и покойников. Пришлось устраивать масштабное прослушивание, и Хейли Джоэл Осмент, ранее сыгравший в «Форресте Гампе», сразу обратил на себя внимание Шьямалана, когда явился на студию не в джинсах и футболке, а в костюме с галстуком. 10-летний мальчик выглядел как человек, который очень серьезно относится к своей работе, а постановщик искал именно такого маленького подчиненного. Хотя, конечно, Осменту все же пришлось сыграть сцену, и роль он получил лишь тогда, когда Шьямалан увидел, что прилежание парня не исчерпывается готовностью нацепить галстук и что Хейли настолько хорош, что умеет плакать по команде, и может заставлять плакать тех, кто слушает реплики Коула в его исполнении.

В отличие от своего будущего миниатюрного партнера, австралийка Тони Коллетт подошла к прослушиванию спустя рукава. В то время она была поглощена работой на Бродвее, и Колетт даже не удосужилась целиком прочесть сценарий (она сделала это лишь перед самым началом съемок). Тем не менее актриса все же получила роль Линн Сир, растящей Коула матери-одиночки.

Прочие экранные вакансии распределились так. Англичанка Оливия Уильямс из «Академии Рашмор» изобразила жену персонажа Уиллиса, а маленькая Миша Бартон из «Луговых собачкек» сыграла Киру – девочку-покойницу, являющихся Коулу. Наконец, старший брат Марка Уолберга Донни Уолберг перевоплотился в Винсента, бывшего пациента Малколма, которому доктор не смог помочь.

Кстати, слово «перевоплощение» тут не фигура речи. Актер несколько недель сидел на жесткой диете, чтобы сбросить почти 20 килограммов и казаться измученным и изможденным. И все это ради пяти минут на экране! Чего не сделаешь, чтобы обратить на себя внимание продюсеров…

Хотя работа связала с Шьямалана с Лос-Анджелесом, он остался жить в родной Филадельфии и убедил продюсеров «Шестого чувства» организовать там съемки. И действительно, трудно было придумать лучшее место действия для фильма о потусторонней реальности, чем один из старейших американских городов, где в центре на каждом шагу здания, в которых могли бы жить привидения.

Для студийной работы голливудцы сняли старый городской Общественный центр, обычно принимающий концерты и спортивные состязания. В его стенах было выстроено семь декораций, и это было куда более активное использование огромного здания, чем в 1989 году, когда в этом Общественном центре была снята одна из масштабных боксерских сцен «Рокки 5». Также Шьямалан активно снимал на городских улицах и в нескольких достопримечательностях Филадельфии (в частности, в церкви Святого Августина, построенной в середине XIX века), и сейчас при желании «Шестое чувство» можно использовать как путеводитель по городу.

Строительство декораций и выбор зданий и улиц для съемки были лишь первым пунктом в режиссерском плане по нагнетанию атмосферы ужаса. Последнее для «Шестого чувства» было исключительно важно, поскольку в сценарии не было бегающего за героями маньяка с топором и прочих сюжетных ходов, автоматически создающих хоррорное настроение. Соответственно, атмосферу надо было нагнетать за счет операторских и декораторских решений, а также (и прежде всего!) за счет тревожной музыки и пугающих звуковых эффектов.

Объясняя опытному композитору Джеймсу Ньютону Ховарду («Красотка», «Беглец», в будущем – «Кинг Конг» и «Темный рыцарь») его художественную задачу, Шьямалан говорил, что зрителям должно казаться, будто за спинами героев бродит невидимый зверь, который в любую минуту может на них броситься. По этой же причине основным компонентом многих спецэффектных шумов было человеческое и животное дыхание. Режиссер хотел, чтобы зрители почувствовали, каково это – жить с шестым чувством, в постоянном присутствии призраков.

Когда работа над фильмом подходила к концу, о «Шестом чувстве» писали, что 40-миллионная картина, вероятно, соберет 70-80 миллионов, окупит расходы и быстро сотрется из зрительской памяти. Но первый же массовый показ продемонстрировал, что журналисты недооценили ленту, известную им лишь по пресс-релизам и интервью с ее авторами. В конце сеанса никто из зрителей не хлопал, не кричал и не свистел. Студийные чиновники сочли, что это признак провала, но Шьямалан знал, в чем дело – публика была потрясена до глубины души. В первую очередь, конечно, финальным сюжетным поворотом, но также и всем прочим, что творилось в «Шестом чувстве».

Когда 2 августа 1999 года, на излете летнего блокбастерного сезона, «Шестое чувство» вышло в прокат, знание Шьямалана подтвердили бухгалтеры. Фильм пять недель продержался на первой строчке американского бокс-офиса и собрал в мире более 670 миллионов долларов.

В начале следующего года лента была отмечена шестью номинациями на «Оскар» (лучший фильм, лучший режиссер, лучший сценарий, лучший актер второго плана (Осмент), лучшая актриса второго плана (Коллетт) и лучший монтаж), а Шьямалан за свой сценарий удостоился «Небьюлы», престижной награды Ассоциации авторов фантастики и фэнтези. Но для мейнстримного блокбастера сотни миллионов прокатных долларов были, конечно, важнее призов. Ведь именно они, а не номинации на «Оскар» в будущем позволили Шьямалану остаться в профессии, когда он начал один за другим выпускать все более слабые фильмы.

Что до ключевой фразы Коула «Я вижу умерших людей», то она вскоре стала популярной шуткой и частой мишенью для пародирования и перевирания. Последнее случилось и с фильмом в целом – его отсутствие самоиронии и наивная сентиментальность как будто требовали, чтобы над картиной изгалялись на все лады.

Тем не менее, когда пересматриваешь «Шестое чувство» и особенно сцену, в которой Коул сквозь слезы раскрывает психиатру свой секрет, смеяться не хочется. Пародии пародиями и шутки шутками, а «Шестое чувство» и сейчас настраивает на драматический лад и заставляет сопереживать мальчику, на плечах которого ноша, непосильная даже для взрослых. Почему? Потому что Шьямалан снял жанровый шедевр – кино настолько удачное, что никакие чужие зубоскальства и позднейшие промахи самого творца не могут этот художественный успех отметить.