Рецензия на фильм «Личный номер»

Боевик о русском Джеймсе Бонде

Термин "патриотическое кино" некорректен: он означает, что все остальное кино сделано без любви к родной земле. Поставить задачу снять "патриотическое кино" можно, но нельзя ее выполнить: выйдет конъюнктурная поделка, которая никого не научит быть патриотом. Это как если поставить задачу создать шедевр.

Как любое здоровое кино, фильм Евгения Лаврентьева не растравляет раны, не смакует подробности человеческого унижения и страдания. Он нацелен на создание легенды – правдивой, даже основанной на реальных поступках реальных людей, – но легенды, способной стать национальным фольклором.

Именно так показывали события Второй мировой киноленты военных лет. "Иваново детство" тогда было бы невозможно: нельзя побеждать, растравляя душу рефлексиями. В новом российском кино наконец появились люди, осознавшие, что у нас сегодня война. Поэтому получилась картина, употреблю сомнительный термин, духоподъемная. Как духоподъемен любой фольклор, где дурак при ближайшем рассмотрении умный, а лежебока на самом деле Добрыня Никитич. Фольклор не врет – он просто знает, что люди в разных обстоятельствах разные, и все зависит от внутренней установки.

"Личный номер" дает установку на оптимизм и сплоченность с другими народами в войне с терроризмом. Он напоминает: мы по-прежнему живем в сильной стране с сильными людьми. И даже понимая обусловленную жанром чрезмерность наворота событий, в финале испытываешь восхищение его героем – нормальная реакция на нормальное кино.

Оно сродни спонтанно возникшему мюзиклу "Норд-Ост", который потом назвали патриотическим и куда люди ходили по много раз – подпитываться его энергией и верой в свою замечательную, несмотря ни на что, страну. И это не случайно, что террористы нанесли удар именно по "Норд-Осту" – их ненависть распаляло жившее в спектакле чувство национального достоинства.

Трагедия с "Норд-Остом" дала главный сюжетный ход фильму "Личный номер". Теперь захвачен полный детей цирк на проспекте Вернадского, что вызывает ассоциации и с Бесланом. Но делается, напомню, чисто жанровое кино, то есть кино не страданий, а действия. Жанровое кино – это точный расчет на ответную реакцию зрителей, это воздействие на подкорку, на физиологию, это жесткое управление эмоциями зала. Самое эффективное в этом смысле кино – американское. В "Личном номере" очевидны уроки Голливуда. Укрупняется отдельный герой с судьбой уникальной и побуждающей к действиям. Майор Смолин (артист Алексей Макаров) в чеченском плену под угрозами вынужден оговорить себя и своих коллег по спецслужбам, заявить перед телекамерой об их причастности к взрывам домов в Буйнакске, Волгодонске, Москве. Пленка с его показаниями в руках террористов, и захват заложников в Москве им нужен для того, чтобы скомпрометировать и обескровить российские спецслужбы, – назревает гигантский шантаж, демонстрация мощи террора в мировом масштабе. События в Москве разворачиваются на фоне саммита Большой восьмерки в Риме – именно туда нацелен главный удар террористов.

Даже из беглого описания ясно, что авторов фильма воодушевляла не столько реальная биография офицера спецслужб Алексея Галкина, как обозначено в финальных титрах, сколько модели таких боевиков, как "Осада" /Siege, The/ (1998), сериал про Джеймса Бонда, даже "Скорость" /Speed/ (1994) (в "Личном номере" наиболее напряженные эпизоды связаны с Ил-76, несущимся к Риму со смертельным грузом на борту, и этот груз взорвется, если лайнер снизится до отметки в 3 тысячи метров). Их воодушевляла идея принять участие в создании глобального фольклора, который был прерогативой Голливуда, английской и – в редчайших случаях – французской киноиндустрий. И этой задаче едва ли не впервые в нашем кино соответствуют финансовые возможности картины – здесь много безупречно и очень эффектно выполненных боевых сцен на земле и в воздухе. А ритм монтажа столь точен и азартен, что уже ни в чем не уступает лучшим мировым образцам жанра.

Как в нормальном боевике, авторы легко жертвуют правдоподобием во имя динамичности и напряженности действия. Любой зритель знает, что в таком кино герой спасает человечество в самую последнюю секунду. Любой понимает, что такая концентрация катастроф на каждый эпизод фильма в реальности была бы чрезмерной. И никто в таком кино не испытывает потребности еще и еще раз переворачивать душу зрелищем человеческих страданий – заложники присутствуют как данность, обозначение всем очевидного бедствия, но не более. На уровне знака-штампа обозначена и "сладкая жизнь" воротил террористического бизнеса на их роскошных виллах с неземными красотками.

Фильм идеологичен. С этой точки зрения в нем все взвешено и сбалансировано. Есть враг – террористы, некая организация "Ансар Аллах", умные и жестокие злодеи. Этот враг не отождествлен ни с какой нацией: среди чеченских персонажей фильма есть положительные, в такой же мере способные на героизм и самоотреченность. Ситуация в Чечне – за кадром, но в событиях фильма принимают участие журналисты, причем ясно обозначено противостояние западных концепций чеченской войны и реальности, которая эти концепции опрокинет перед лицом честной американской журналистки Кэтрин Стоун (английская актриса Луиз Ломбард). Россия рассматривается не просто как участник всемирной борьбы с террором, но и как участник ключевой: она в данном случае средоточие событий, на ее спецслужбы ложится главная миссия, к ней прикованы все взгляды, с ней готовы сотрудничать спецслужбы цивилизованных стран, ее герой вызывает восхищение.

Эта идеологичность вызовет неприятие многих критиков фильма. Им мне хочется напомнить, что в такой же мере идеологичен любой западный боевик, ставший классикой жанра. Ясная идеологичность – непременное условие массового кино, которое именно поэтому в лучших образцах становится кино патриотическим. То есть верящим в силы и разум своей страны.

А так как страна в таких случаях устремляется к кинотеатрам и охотно платит деньги за подкрепление патриотической веры, то такое кино называют еще и коммерческим. Иными словами, это такое отточенное, как шарикоподшипник, кино, где наиболее полно сходятся интересы всех главных сил, составляющих нормальное общество. Высококлассный образец кинематографического ремесла, который к тому же затрагивает самые воспаленные точки нашей новейшей истории. И я не удивлюсь, если рекорды "Ночного дозора" (2004) будут перекрыты.

Текст: Валерий Кичин