«Хочешь играть сумасшедшую пьяную дуру? Играй»: Интервью с актрисой Анной Чиповской

Что тебя привлекло в сценарии «Конца сезона» Константина Худякова? Или на выбор повлияла скорее персона режиссера, с которым вы уже работали на «Хождении по мукам»?

Долгое время именно Худяков был главным поводом согласиться. Потому что, как ты заметил, мы снимали «Хождение по мукам». И за год работы Константин Павлович для меня стал родным человеком. Сейчас сложно встретить режиссера, к которому испытываешь такое уважение и пиетет, у которого есть чувство юмора, понимание того, как надо работать с артистами. Который знает, что разбор роли никак и ничем не заменить. Когда человек такого опыта и возраста решает потратить год своей жизни на фильм, думаю, в этом есть для него какой-то большой смысл. Понятно, что с режиссером можно поработать раз и больше не встречаться. А тут тебя снова зовёт такой человек, как Константин Павлович, значит, у вас намечается какая-то совместная творческая судьба. И вообще это большой комплимент тебе как актрисе.

Ты играешь в «Трех сестрах» в театре Олега Табакова, это помогало в работе над ролью или, наоборот, нужно было абстрагироваться?

Мне кажется, Константин Павлович какую-то свою идею вкладывает, отсылая к «Трем сестрам». Я этого не чувствую так, как чувствует он. Для меня нет других параллелей, кроме того, что это три сестры, которые хотят в Москву. Допустим, если разбирать, героиня Юлии Пересильд – это Ольга. Ольга у Чехова не замужем. Она рабочая лошадка, которая тянет на себе всю семью.

Скорее «Три сестры» – это вообще такой литературоцентричный образ в фильме?

Ну да. Какая-то параллель существует у Веры с чеховской Машей, у которой есть история любви, которая хочет, чтобы любимый человек забрал её и увез. В «Трех сестрах» он ее не забирает, а тут, скажем, поступает иначе. В театре я как раз и играю Машу, а в «Конце сезона» эта роль у Юлии Снигирь. В фильме же у меня прообраз Ирины, отвечаю за легкость и романтизм. Роль несложная, поэтому я ездила в Сестрорецк (место съемок фильма. – прим. редакции) как на курорт. Каталась на велике, ходила на залив, пила глинтвейн. Это была настоящая бархатная осень.

У тебя сейчас в работе три проекта, которые режиссируют девушки. Это совпадение или какая-то намеренная сегрегация?

Сегрегация – это было бы глупо. А теперь я снимаюсь только у женщин! (Смеется.) Нет, это просто, к счастью, мир как-то меняется, что есть возможность сняться у трех женщин-режиссеров в году.

А вообще, как обычно происходит, когда к тебе приходят сценарии? Пойдешь ли ты в плохой фильм, если тебе симпатичен режиссер?

К сожалению, никогда невозможно понять. Вот никогда. Сколько уже собак, кошек и лошадей я на этом съела.

Весь московский зоопарк.

Да, весь московский зоопарк актеры съедают на сценариях. Сценарий на бумаге выглядит потрясающе, а получается полное говно. Или наоборот, ты читаешь, мягко говоря, что-то очень странное. А получается что-то очень достойное. Не угадать. Индустрия молодая, несмотря на весь хороший опыт советского кино. И, наверное, она шаткая. Люди только-только постепенно начинают понимать, что сила – в авторском высказывании, в идее, в хорошем сценарии. В том, чтобы оставлять все деньги в проекте. Платить людям за работу, и тогда они будут работать. Раньше, когда у меня было много энтузиазма, казалось, что отказываться от работы это чуть ли не грех какой-то, ведь сколько актеров сидят без ничего, без единого предложения. И это ничего не говорит об их таланте, а говорит о моменте удачи. Я не могла себе позволить такой роскоши. Сейчас я понимаю, что роскошь в том, чтобы сделать что-то настоящее.

А если говорить о том, за что тебе может быть стыдно или что, как тебе кажется, не удалось? У тебя был и «Гороскоп на удачу», и «Суперплохие».

Да, но, знаешь, я не считаю, какой бы тавтологией это ни звучало, «Гороскоп на удачу» неудачей. А «Суперплохие» – вообще кайф. В «Гороскопе» было много различных проблем, но лично для себя успех я меряю не только тем, как кино выстрелило или понравилось людям. Есть и другие категории: опыт, люди, взаимоотношения. Это тоже часть жизни. Хорошо, что этот фильм есть. В нем есть красивый Питер, красивые сцены. Там все довольно мило, и спасибо большое за это. А то, что я получила в процессе, – несоизмеримо больше. Например, Света Ходченкова до сих пор моя подруга. «Хождение по мукам» для меня прошло с таким восторгом, потому что мы уже были хорошо знакомы. Мы могли разговаривать о главном, не притираясь друг к другу. В работе над таким произведением, как «Хождение по мукам», это было очень важно. «Суперплохие», считаю, это вообще очень bold.

Я часто слышу: «Аня, мы такое снимаем, это будет бомба». А потом смотрю кино – тут слегка потрогали, тут коснулись, попробовали пошутить, дошучивать не стали. Здесь же парни оторвались по полной. Они хотели Кагановича с ножом в животе, который все время корчится и орет. И они это сделали. Они хотели, чтобы все горело и взрывалось, и чтобы вьетнамцы были в таком клюквенном представлении, как мы знаем из старого кино, и они это сделали. Понятно, что китч, и сюр, и чистое хулиганство. Но я влюблена в безоглядную самоуверенность. Мне кажется, это то, что крутит планету. Когда мне говорят: «Аня, ты хочешь играть сумасшедшую пьяную дуру? Играй!» – я отвечаю: «Ребята, я вам так благодарна за это». А какие там титры!

Ты, наверное, очень кайфовала, когда работала над своим говором в «Блокбастере». Это тот случай?

Ах! (С придыханием.) Да! Тот случай.

Как тебе кажется, «Блокбастер» потерял во многом, потому что вышел в том виде, в котором вышел?

Это очень опасный вопрос. Объясню. Как для актрисы, для меня это не катастрофа. Я это сыграла. Очень жаль, что не увидели, но моя задача актерская выполнена. Кто хочет посмотреть, как я играю характерные роли, – милости просим в театр. Я там работаю десять лет уже. Но с точки зрения режиссёрских амбиций могу понять, насколько сложно Роману Олеговичу это далось. Учитывая, что кино было практически авторское. Не знаю, насколько оно потеряло с точки зрения массовой культуры. Возможно, этой истории дополнительные сложности и не нужны были. Это очень опасный вопрос. (Улыбается.)

Давай поговорим о твоем новом фильме «Вмешательство». Твоя героиня влюбляется в человека, который сделал ей операцию на сердце. Расскажи подробнее о проекте, пожалуйста.

Думаю, Ксюша Зуева (режиссер фильма. – прим. редакции) не будет против, если кое-что расскажу. Это кино пришло ко мне очень странно, я не думала, что мы его начнем. Во-первых, мы были на дне рождении у нашей общей подруги и обе были пьяные. Ксюша неожиданно говорит: «О, а дай-ка я тебя попробую». Я говорю: «А давай». Она мне присылает сценарий, я понимаю, что такого мне никогда не предлагали. Такое предлагают сложным девушкам со сложной внешностью. Я читаю сценарий, понимаю, что Ксюша просто вывернула себя наизнанку, настолько это честное и больное. Мы встречаемся с ней, долго говорим, и становится понятно, что у меня с героиней есть параллели. Их совсем немного, но они невероятно мощно ощущаются. Дальше начинаются пробы, и я чувствую, что я все ближе и ближе, а осознание того, что надо будет это играть, так и не приходит. Поиск денег, поиск героя. Всё затягивалось, затягивалось, и вдруг – мы начали. И произошло что-то фантастическое. С первой секунды это была Маша, моя героиня. Я не могу этого объяснить. Чистый кайф. Она просто возникла, и всё. Хотя было ужасно холодно и тяжело, мы снимали зимой и в жутких местах. Вообще, Ксюша панк, а я такой полупанк. У меня всё равно есть сильная потребность в комфорте. Ксюша мне говорила, когда я дрожала от холода и злости, что, «несмотря на то что тебе сейчас плохо и температура 38, ты будешь вспоминать этот момент как счастливейший». И она была права. Говоря о героине, я никогда бы, наверное, не позволила людям с собой так обращаться, как она позволяет. С другой стороны, я понимаю, как можно впасть в такую сильную и нездоровую зависимость от человека. Маша не имеет кожи, задеть её – дело одной секунды, но при этом она человек из стали, тянет на себе папу-алкоголика, любимую больную бабушку и младшего брата. Не нашлось в её жизни такого человека, который бы ей объяснил, чего она на самом деле заслуживает и на что способна.

Такое сверхпротиворечие.

Да, абсолютно. Ксюша как-то круто вспомнила строчку Земфиры «любовь, как случайная смерть». И это то, что с Машей произошло. Героиня умерла, ее воскресили. А человек, в которого она влюбляется, он такой большой, спокойный, надёжный.

Человек из другого мира.

Да. Еще вот, знаешь, подсесть на заботу – это страшное дело. «Ты приняла таблетки, ты сделала это, ты что, не понимаешь, ты что, глупенькая?» И тебе ничего не остаётся. «Хорошо, я буду пить витаминчик». (Изображает ребенка.) Я очень боюсь этого фильма, ужасно боюсь и очень его жду.

Ты часто смотришь современное кино?

Нет, не часто. Мне почему-то сложно начать смотреть фильм. Не могу этого объяснить.

А с сериалами легче?

То же самое. Сидя на «Кинотавре» в жюри, я должна была ежедневно смотреть по несколько фильмов, и у меня развился такой хороший рефлекс, вернулась в Москву – смотрела много кино, а потом опять перестала. Вообще, знаешь, у меня вкус не элитарный. Есть люди, которые говорят: «Я люблю только Бергмана и Годара».

Закусываю Феллини и Пазолини.

Да. Это не про меня. Хотя, конечно, люблю какие-то фильмы и у Феллини, и у Антониони, и у Бергмана, и у Фассбиндера. Но, в принципе, я практически всеядна. Больше всего я люблю режиссеров с хорошим чувством юмора. Когда полфильма смеёшься, полфильма плачешь. Без чувства юмора большие художники, на мой взгляд, вообще невозможны. Это как сама жизнь. Трагикомедия.

Ты смотрела «Зеленую книгу»?

Да, и мне очень понравилось. Более того, мне абсолютно все равно, у кого какое было карамельно-ванильное ощущение от этого фильма. И совершенно наплевать, если кто-то считает, что Вигго Мортенсен работает слишком крупными мазками, а Махершалла Али плохо играет свою роль. На мой вкус, он в ней великолепен. Я пришла на «Зеленую книгу» в воскресенье днем. Зал битком. Страх панической атаки 99,9%. В течение первых 10 минут произошло что-то невероятное, и все зрители стали друг другу родными людьми. Это удивительное ощущение, особенно для России. Фильм был клеем, который соединил всех вместе. Из последнего я посмотрела в кинотеатре моноспектакль «Дрянь» с Фиби Уоллер-Бридж. Именно спектакль. Сериал пока не видела. Это восторг. Она сумасшедшая и очень талантливая. Я ведь знаю, что театр по телевизору или в кино очень тяжело смотреть, он не работает. Живые искусства, они вообще только здесь и сейчас. Ну, и мы с подругой не ожидали ничего хорошего и как-то недолго думая почему-то купили себе попкорн. Театральная актриса идет смотреть British National Theatre. (Смеется.) Мы садимся и понимаем, что в зале мы такие одни с попкорном. Стыдно ужасно. Начался спектакль, в большей степени стендап, чем театр. И я, конечно, очень нелепо умерла бы, если бы стала есть попкорн. Потому что хохотала до слёз. Над шутками в духе «threesome во время месячных». Сначала хохотала, потом чуть не плакала. Это очень талантливое произведение, сделанное простейшими средствами. Ну и, конечно, это высказывание. Это тоже героиня наших дней. К тому же пример того, как изменился юмор. И как изменились женщины-комики. Представить себе такое 30 лет назад невозможно было, а 32 года назад я родилась как бы. Это все происходит сейчас, на моем веку.

Твой опыт в жюри на «Кинотавре». Это тоже юмор вперемешку с драмой?

Каждый смотрит кино по-своему. И многие очень злятся, что ты не смотришь кино, как они. Что ты не чувствуешь так, как они, не оцениваешь по тем критериям, по которым оценивают они. Нас кем только не называли. Женоненавистническим жюри, например. С ума сойти, Мещанинова (Наталья. – прим. редакции), я и Артюх (Анжелика, киновед. – прим. редакции) – женоненавистническое жюри. Нам говорили: «Что это за жюри, в котором актеры сидят?» Сидеть, видимо, могут только кинокритики. В общем, обрадовать всех невозможно. Собрались люди, каждый из которых в каждом фильме увидел что-то свое. А наград очень мало. Когда мнения расходились, кто-то был акулой, а кто-то был компромиссен. Я бывала и тем и другим. Очень радуюсь за «Быка». Мне действительно понравился фильм. Говорят, это не девяностые. Ну и что? Этот фильм – оммаж девяностым. Впечатление маленького мальчика о девяностых. Крутейшая сказка. Почему у нас метафорическое кино вообще не существует? Например, «Мысленный волк» Германики произвёл на меня огромное впечатление. Человек мыслит притчево. Это так здорово, так по-своему, так красиво. Вообще другой масштаб, другая реальность. Я рада за Нигину. Потому что ее кино очень честное. Понравился «Давай разведемся». Великолепная Аня Михалкова и замечательный сценарий, и легко, и грустно, и по-человечески. «Троица» здорово придумана. «Большая поэзия» на одном дыхании.

Есть ли режиссер, у которого ты хотела бы сняться?

МакДона и Соррентино. А в нашей стране с Ваней Твердовским поработать было бы очень весело.

А готова ли ты прийти в дебют, если ты не знаешь никого, но понимаешь, что это интересная история?

Конечно. Вот я пришла в дебют к Насте Пальчиковой, фильм «Маша». Во-первых, история действительно очень хорошая. Во-вторых, сыграть с Максимом Сухановым – большое удовольствие. И я счастлива, что узнала Настю. Она человек. И художник.

И напоследок. Хотела бы ты попробовать себя в режиссуре?

Нет, сейчас нет. Это другой образ мышления, отличный от моего. Это вообще другое строение. Режиссёр иначе чувствует, иначе видит. Я пока далека от этого. Возможно, слава Богу, да? (Смеется.)