Прошло 46 лет, а главную тему фильма «Челюсти», сочинённую Джоном Уильямсом, узнает и сегодня практически каждый. Массовая гибель туристов на острове Эмити обозначила начало новой эры — эры блокбастеров, земли безграничных прокатных сборов открытой Стивеном Спилбергом и Джорджем Лукасом. С неё можно вести отсчёт успешных летних релизов, подогретых уловками маркетологов и сарафанным радио. Что любопытно, и тогда, и сейчас в ответе за ренессанс проката (в нашем случае пандемийного) — блокбастеры-хорроры: люди готовы идти в кинотеатры, чтобы в ужасе выпрыгивать из кресел.
Вспоминаем летнюю вечную классику и рассказываем как прорезались острые зубы кошмара на улице акул.
Если говорить с позиции стереотипного восприятия, то ретроспективно выигрывают «авторские» фильмы ужасов: опросите 100 кинокритиков, и 98 из них скажут, что «Сияние» Стенли Кубрика или «Ребёнок Розмари» Романа Полански — лучшие хорроры в истории кино. Звучная фамилия творца равняется индульгенции на любовь к будто бы низменному жанру (хотя это, само собой, не так). В случае со Спилбергом можно отследить схожие интонации публики в адрес и «Челюстей». Однако если оступиться от авторства и посмотреть на жанр как таковой, то становится очевидно, что Спилберг уловил дух времени и переменчивые вибрации страха. Фильм начинается как типичный слэшер из тех, что станут хозяевами кинотеатров в 80-е: молодые люди мчатся по берегу — бессмертные, пьяные и влюбленные (все три состояния — синонимы). Ночное купание голышом, один из главных летних ритуалов, заканчивается трагедий: Крисси становится первой жертвой пока ещё невидимого убийцы. «Чёрное Рождество» и «Техасская резня бензопилой» вышли всего год назад, но морализаторские правила воспитания убийством уже усвоены: мисс Уоткинс поплатилась за свою легкомысленность.
Этот дуализм, заявленный в первой сцене, и станет основными весами, на которых удержится баланс «Челюстей»: вечная жизнь и мгновенная смерть. Именно лето становится тем периодом, когда ночи короче, дышится легче, отвественности меньше (как и одежды), жизнь кажется вечной, и никто не собирается умирать. Оттого мгновенная кончина на курорте, где все разговоры только о погоде и прохладительных напитках, становится весомым поводом для крушения стереотипа о пляжном кино, где, как правило, все трагедии сосредоточены на муках первой любви.
Предугадал или прочувствовал Спилберг и ещё один краеугольный камень слэшеров (пусть вторая половина фильма выруливает и на совершенно другой жанр): главная звезда картины — это акула. Режиссёр сознательно избегал громких имён в актёрском составе, чтобы не отвлекать внимание от антагонистки — зубастой убийцы. В скором времени маньяки станут главным мерилом успеха многочисленных франшиз: зрители полюбят Джейсона, Фредди Крюгера и Майкла Майерса, как полюбили они и огромную акулу.
Сегодня Стивена Спилберга с лёгкостью можно назвать мастером любого жанра: комедии, боевики, могущественные эпики и политические драмы — всем им нашлось место в могучей фильмографии режиссёра. Но репутационного успеха и профессионализма в ужасах он достиг не только благодаря таланту, но и стечению обстоятельств, поначалу казавшихся максимально неудачными. Пока охотники на акул и дайверы Валери и Рон Тейлоры в Австралии снимали подводные кадры с огромными хищниками (им, кстати, сценарий фильма не очень-то пришёлся по душе), в Новой Англии шла борьба со скоропортящейся погодой и техническими монстрами. Три акулы-робота (главную назвали Брюс в честь юриста Спилберга) ни в какую не хотели слушаться своих создателей и всё время выходили из строя. Режиссёр снова и снова откладывал сцены нападений, но в конечном итоге переносить съёмки дальше было некуда, а акулы так и не были готовы появиться в кадре. Тогда Спилберг задался вопросом: «Что сделал бы Хичкок?». Ответ на экране: до финальной схватки вместо акулы мы видим один только плавник да лужи крови. В результате изъян стал главным оружием молодого (Спилбергу не было и тридцати!) кинематографиста: монстр, скрытый под толщей воды, пугал куда сильнее, чем рыба, выброшенная на берег. Именно это можно назвать идеальной формулой страха — саспенс нагнетался вплоть до решающего противостояния. Но одного шаблона недостаточно, нужна правильно подобранная оптика и, разумеется, та самая музыкальная тема Джона Уильямса, чтобы ноги, радостно барахтающиеся в воде, вызывали неподдельный ужас. Изменённый угол зрения — приём, который Спилберг пронесёт с собой через всю карьеру: многие сцены картины сняты с ракурса акулы, как и «Инопланетянина» мы смотрели глазами ребёнка (камера расположена ниже привычной точки обзора).
Согласно расхожей присказке кинематографистов, кино само себя снимает. Эта полушутливая парадигма бытия более чем применима к производству «Челюстей». Если про съёмки «Апокалипсиса сегодня» Фрэнсис Форд Коппола говорил, что прошёл через свой собственный Вьетнам, то Спилберга мотало от идеального шторма до полного штиля и обратно. Сценарий, в основу которого лёг роман Питера Бенчли, менялся прямо на ходу: каждый день после смены авторы садились за стол и переписывали предстоящие сцены. Переменчивая погода в Массачусетсе обеспечивала простой и увеличение затрат — бюджет вырос в несколько раз. По Голливуду пронеслись слухи о том, что грядёт финал толком не начавшийся карьеры Спилберга, которые дошли и до съёмочной площадки. Ещё один гвоздь в крышку гроба нерождённого блокбастера забила пресса: фотографии Брюса и других механических монстров просочились в журналы — Спилберг был в ярости, кто испугается семиметровой куклы? Тучи над производством сгущались, но неудачи оборачивались и чудесным спасением. В результате накладки с дублёром-карликом (магия кино — на фоне него акула казалась больше) персонаж Ричарда Дрейфуса — океанолог Хупер — выжил против буквы автора романа, который выставил его проигравшим в поединке с хищницей. Это, кстати, пришлось по нраву зрителям, которым было проще всего себя ассоциировать именно с шутливым исследователем. В результате и все прочие нюансы, которые пошли не по плану, сыграли на руку — очереди в кинотеатры выстраивались, а критикам и воротилам шоу-бизнеса пришлось признать талант и мастерство режиссёра. Хотя какое-то время заслуги ленты списывали на счёт гениальной режиссёрки монтажа Верны Филдс, через её ножницы прошли «Бумажная Луна» Питера Богдановича и «Американские граффити» Джорджа Лукаса, а за «Челюсти» она получила «Оскар». Не единственный для фильма: награда ушла и композитору Джону Уильямсу, отметили киноакадемики и «лучший звук» (но главная номинация в категории «лучший фильм» так и осталась номинацией).
Завершить этот пассаж хочется хлёстким четверостишием, как в басне, вроде «не было бы счастья, да несчастье помогло». Во всяком случае с уверенностью можно констатировать, что именно «Челюсти» сделали из Спилберга того режиссёра, который во многом определил образ всего современного ландшафта кинематографа.
Спилберг бы не был Спилбергом обойдись он без пассажей об американской истории (если какой режиссёр и способен переписать конституцию США, то только он): ближе к последней трети тон картины меняется. Одной из любимых сцен всех авторов за кадром и самих актёров стала ночь накануне схватки, где бравый шериф Броди, Дрейфусс и Квинт напиваются, и последний приоткрывает завесу тайны своего противоречивого образа. Война во Вьетнаме заканчивается в год выхода «Челюстей», но Спилберг знает, что будет дальше — мучительные приступы ПСТР, которые ещё долго будут сотрясать всю страну. Программной речью становится история реальная, доставшаяся в наследство американцам, после другой войны. 30 июля 1945 года затонул крейсер «Индианаполис», тот, что доставил на базу бомбу, сброшенную на Хиросиму. Из-за секретности моряки без надежды на спасение дрейфовали в море, смиренно ожидая гибели в недрах желудков, приближающихся акул. Монолог Квинта, объясняющий ненависть к хищницам, писали сообща, и он стал знаковым для понимания всей картины в целом. Ведь зверь остаётся просто зверем в естественной среде обитания. Настоящим монстром оказывается система/государство/правительство (подчеркните нужное), которое закрывает глаза на безопасность граждан. Идеологической фигурой сопротивления становится мэр города Лэрри Воун, отказавшийся закрыть пляжи накануне Дня Независимости (решение экономически невыгодное). Казалось бы, ужаса можно так просто избежать — достаточно не заходить в воду, благо акулы не летают по воздуху (точнее сказать не летали в 1975 году, авторы франшизы «Акулий торнадо» другого мнения о способностях хищников). Главным врагом становятся не острые зубы, а абсолютное безразличие вышестоящих (хотя саму акулу критики порой трактовали на политический лад как аллюзию на красную угрозу).
Впрочем, едва ли область влияния «Челюстей» выходит за рамки жанрового переосмысления возможностей мира кино, но и этого отнюдь не мало. Жаркие летние ночи, верность демократическим ценностям, сдержанный флёр главного романа Германа Мелвилла, аккорды музыки Уильямса и пятки в синеве воды: страшно представить, что эпоха блокбастеров началась почти 50 лет назад и до сих пор не закончилась. Правда, масштаб упростился до приквелов и продолжений. У «Челюстей», само собой, были и свои, но сегодня о них совсем трудно вспомнить, в том время как поступь плавника Брюса по глади воды сложно забыть.