Настало время вспомнить самые выдающиеся военные фильмы последних лет. И хотя отечественный кинематограф уже не так богат на хорошие war-movies, протекционисты найдут в списке и работы российских режиссёров, и странные славянские опусы.
Открываем список самым свежим фильмом. Последняя работа Сэма Мендеса претендовала на множество статуэток «Оскар», но большинство наград у неё из-под носа увели южнокорейские конкуренты. Это, впрочем, не помешало картине обзавестись верными поклонниками и в перспективе стать классикой военного кино. «1917» — смешение театрального, игрового и киношного пространств, которое воздействует на зрителя прежде всего иллюзией единого дубля. Главный герой отправляется в соседний штаб, чтобы остановить союзников от роковой ошибки, и встречается со всеми ужасами войны. Грязь здесь натуралистична, буквально ощутима физически, взрывы заставляют нервно оглядываться по сторонам, а тишина, которая во время войны звучит уж очень неестественно, тревожит сильнее всего. Это своего рода переживание уникального военного опыта, шанс во всех смыслах погрузиться в атмосферу боевых действий и стать частью аудиовизуального ландшафта на полях сражений. А ещё — великолепная поэзия смерти и жизни, где каждый кадр это или рифма, или целая строфа.
Самые жестокие фильмы Мэла Гибсона всегда пытались осмыслять механизмы насилия и выдавали мощные, чуть ли не пацифистские тезисы. Его работа «По соображениям совести» основана на реальных событиях, произошедших во времена Второй мировой. Медик американской армии Дезмонд Досс (Эндрю Гарфилд) — идейный уклонист, который отказывается убивать людей, но продолжает выполнять свой врачебный долг на полях сражений. Обыкновенная форма военного кино со всем его вниманием к морали человека и нравственным вопросам, а также особой детализацией насилия (Гибсон всегда отличался бескомпромиссностью, но многие сцены в этом фильме могут шокировать даже фанатов «Страстей Христовых») лишь усиливает весь антивоенный пафос. Он здесь, впрочем, не в мудрых словах на фоне эпичной музыки, а в шокирующем эффекте от увиденного. Если хочешь показать войну и заставить зрителей её ненавидеть — покажи все её ужасы без прикрас. Мэл Гибсон так и сделал.
Саул Аусландер — пленник Аушвица. Он работает в зондеркоманде и помогает разбираться с новоприбывшими узниками. Среди трупов в газовой камере он замечает человека, похожего на его сына, и решает похоронить ребёнка. Чтобы это сделать на территории лагеря, придётся собраться с силами, ведь Саулу понадобится вырвать тело из лап немцев, найти место для захоронения и разыскать раввина. Внимание на эмоциях личности в военном кино всегда было определённой «фишкой». Сконцентрироваться на внутреннем коллапсе человека, выхватить слом души, реакцию на происходящее — если в war-movie, который вы смотрите, авторы добиваются подобного, это уже половина успеха. Однако Ласло Немеш решил приём гиперболизировать: в «Сыне Саула» камера следует исключительно за главным героем, привязана к нему. Весь остальной фон размыт, показан через общие, непонятные детали и до конца картины останется таким же призрачным. Есть только Саул и его чувства. Потерянный в пространстве и времени, он блуждает по апокалиптическому ландшафту Аушвица в поисках не столько возможности для похорон сына, сколько человечности.
Хотя в последнее время российский кинематограф поставляет хорошее кино о войне крайне редко, исключения всё же имеются. Например, новый фильм Лунгина, который вызвал массу споров как в Интернете, так и за его пределами. Кино рассказывает о временах Афганской войны накануне вывода советских войск из страны. Для мирового контекста «Братство», может, недостаточно смелое и радикальное, а вот для нас история о завершении бессмысленных сражений до сих пор крайне актуальна и нова. Герои в этом фильме находятся на самой границе собственной морали, готовы вот- вот перешагнуть через себя, и это делает их по-настоящему человечными. «Братство» — не кино о конкретной войне, а скорее фильм об опустошении, которое ощущает каждый солдат, когда завершается такая же бессмысленная и беспощадная резня, как афганский конфликт.
Но далеко от славян мы не уходим. Прошлогодний шок-контент, в котором приняли участие даже Харви Кейтель и Удо Кир, как это часто бывает, так сильно поразил фестивальных зрителей, что они падали в обморок чуть ли не на месте. Все говорили о небывалой жестокости «Раскрашенной птицы», о том, насколько неприкрыто и пугающе там насилие, а ещё о том, что это один из лучших военных фильмов последних лет. Правда из этого только последнее. Экранизация нашумевшей книги действительно необычно преображает миф о войне: здесь стыкуются славянские поверья, ритуалы, сказочные элементы, torture-porn и многое другое. Какой бы серьёзной ни хотела быть эта картина, она остаётся постмодернистским опусом, сшитым из неоднородных кусков. И что страннее — опусом неожиданно смешным, нелепым, местами анекдотичным, пускай и неосознанно. А жестокость здесь всегда остаётся за кадром: что в сцене изнасилования бутылкой, что в эпизоде, где Удо Кир вырывает глазные яблоки ложкой. Какой-нибудь Мэл Гибсон сделал бы из этого целый парад насилия, а Вацлав Маргоул, кажется, больше заинтересован в создании странного военного пространства, какого ещё не было в кино.
Говоря о героях войны, многие часто забывают о подвигах женщин. Например, об истории Мэри Колвин — журналистки, которая потеряла глаз и, несмотря на это, продолжила освещать ужасные военные события прямиком из горячих точек. Сломленная физически и психически, она борется не только с жестокостью по всему миру, но и с самой собой. Байопик с видением режиссёра-документалиста, который пытается совместить хроникальный и игровой взгляды на историю, быть может, не становится прорывным, но делает важную вещь — в очередной раз напоминает, что главная война для всех её участников проходит не снаружи, а внутри.
Во время одного из сражений в Ираке журналисты запечатлевают действия бравого бойца Билли Линна и его товарищей. Видео вскоре становится вирусным, военные возвращаются в Америку для промотура и почивают на лаврах, но вскоре им предстоит снова вернуться в горячие точки. Тут, пожалуй, стоит сделать оговорку для любителей военного кино: «Долгий путь Билли Линна» Энга Ли — не совсем картина о сражениях. Большое внимание режиссёр приковывает к закулисью, индустрии, но в то же время пытается осмыслить феномен американской армии. А ещё продолжает внедрять революционные технологии и работать с повышенным FPS — уж если содержательная часть его фильма вам не придётся по душе, то форма зацепит без сомнений.
Фильм, который стоит смотреть именно в кинотеатрах. И хотя Нолан за «Дюнкерк» получил неожиданно много негативной критики (в сравнении с привычным принятием его работ), эта картина всё равно остаётся ярчайшей как в рамках фильмографии автора, так и в рамках военного кино. Время смешивается в единый круг, пространство расширяется, а экспериментальный саундтрек Ханса Циммера завершает трансформацию обыкновенной военной истории в нечто грандиозное, полностью демонстрирующее возможности кинематографа. «Дюнкерк» может не нравиться, может казаться претенциозным и неоправданно формалистским, но трудно отрицать, что именно Нолану хватило духу по-новому взглянуть на физику и метафизику войны. Это эксперимент, который стоит посмотреть; эксперимент, который создаёт уникальный военный опыт, близкий к тому, который подарил нам «1917».
Мы много говорим о серьёзном, экспериментальном военном кино. Таком, которое своей монументальностью сдвигает старые тесные границы и кардинально меняет искусство. Но ведь есть и картины, которые работают исключительно по правилам мейнстримного зрелищного кинематографа. Одна из таких — «Ярость» Дэвида Эйра, мечта игроков «Танки онлайн», где бравые солдаты сражаются на жестяных гигантах и палят из пушек во все стороны. Здесь, конечно, и привычный антивоенный пафос, и история о морали в суровое время сражений, но все (в том числе, кажется, и Эйр) прекрасно осознают, что захватывает в этой картине другое. Громкие взрывы и опасные манёвры, работа экипажа и безвыходные ситуации — «Ярость» это эталонный, даже в хорошем смысле заурядный военный фильм, чьих создателей интересует форма, механика. Не только в смысле механики танка, но и в отношении съёмки, использования особых приёмов попкорн-муви и прочих голливудских хитростей.
Фильм Спилберга ругали за избыточный антивоенный пафос, за наивные сюжетные линии и таких же наивных героев, но, думается, во всём этом и заключён гений режиссёра. Да, он снимает инфантильное, чуть ли не сказочное кино о войне и том, как в это время сохранить человечность, но почему-то там, где любой другой постановщик сделал бы все максимально пошло и неестественно, Спилберг продолжает вещать искренне, абсолютно естественно. Это не перегибы и гипербола — это уникальный авторский взгляд без прикрас. История скакуна, который переходит от одного владельца к другому и раскрывает в людях их лучшие качества, вполне могла бы стать лишь поучительной басней, но оказалась настоящим военным эпосом о добре и зле. И в случае «Боевого коня» рассуждать в двух последних категориях вовсе не стыдно: ими рассуждает и сам Спилберг. Потому и великий режиссёр.