Хотя неувядаемая и по-прежнему востребованная рязановская "Ирония судьбы" все еще царит на экране в новогодние дни, у нее появляются соперники, и среди них -- рождественская сказка "Приходи на меня посмотреть" Михаила Аграновича и Олега Янковского. Показанная по телевидению в качестве новогодней премьеры, картина убедила, что зрители ждут подобных лент, позволяя уводить себя в легкий и светлый, чуть призрачный мир, окрашенный мягкой иронией, дающей авторам право с улыбкой варьировать самые неожиданные и невероятные ситуации.
Хотя неувядаемая и по-прежнему востребованная рязановская "Ирония судьбы" все еще царит на экране в новогодние дни, у нее появляются соперники, и среди них – рождественская сказка "Приходи на меня посмотреть" Михаила Аграновича и Олега Янковского. Показанная по телевидению в качестве новогодней премьеры, картина убедила, что зрители ждут подобных лент, позволяя уводить себя в легкий и светлый, чуть призрачный мир, окрашенный мягкой иронией, дающей авторам право с улыбкой варьировать самые неожиданные и невероятные ситуации.
Михаил Агранович: Признаться, и раньше мысли о режиссуре вспыхивали, и соответствующие предложения случались… Но я эти мысли и предложения отметал. Я работал с замечательными, талантливыми режиссерами: Михаилом Швейцером, Тенгизом Абуладзе, Глебом Панфиловым и т.д. И знаю, что это за профессия такая – кинорежиссер. Точно так же я знаю, что сам я – не режиссер, не одарен таким талантом. К тому же я люблю свою профессию, мне нравится снимать кино.
Положа руку на сердце, скажите: никогда не мучила мысль – а главный-то на площадке все-таки режиссер?
М.А.: Никогда в связи с этим не было никаких комплексов. Я – главный на своем месте, и этого мне, поверьте, вполне достаточно. Когда работаешь с талантливым, умным режиссером, подобные мысли просто не приходят в голову. Так может происходить, когда ты на площадке видишь, что сам мог бы сделать лучше, глубже, оригинальнее. Меня Бог миловал от этих терзаний.
Что же стало первым посылом в решении поставить фильм?
М.А.: Началось с того, что актриса Наталия Тенякова пригласила меня в Художественный театр имени Чехова на спектакль "Рождественские грезы" по пьесе Надежды Птушкиной "Когда она умирала…". Мне спектакль очень понравился. Я понимал, что в чем-то пьеса Птушкиной близка "Иронии судьбы" Рязанова и Брагинского. Вместе с тем она по-своему изящна, остроумна, занятные, необычные ситуации, хорошие диалоги… Так не снять ли по этой пьесе фильм, который мог бы параллельно с "Иронией судьбы" появляться на телеэкране под Новый год? Я ощущал определенную конкурентоспособность такого проекта с тем, что предлагает зрителям телевидение в праздничные дни. Позвонил одному режиссеру с предложением снять картину по пьесе Птушкиной.
Имея в виду себя в качестве сорежиссера?
М.А.: Нет. Тогда я намеревался быть оператором, тем более, что у меня было свободное время. Однако режиссер отказался от моей идеи. Позвонил второму. Тот взял время на раздумье и тоже сказал: "нет". И тут мне вспомнился наш давний разговор с Олегом Ивановичем Янковским – а не попробовать ли нам вместе что-то сделать как режиссерам. И я сообразил: а ведь лучшего актера, чем Олег Янковский, на главную роль в этой картине не найти! Словом, я позвонил ему и сказал: "Давай попробуем!".
Вскоре состоялась беседа на ту же тему с человеком, который эту мою идею стал раскручивать. Я летел в Лондон с заместителем директора киностудии имени Горького Владимиром Репниковым по делам картины "Романовы. Венценосная семья", на которой мы оба были заняты, поделился с ним своим замыслом. Репников им увлекся и принялся за его реализацию. Начиналось все как телевизионной проект.
Вопрос Олегу Янковскому. Олег Иванович, что для вас было точкой отсчета в этом, по-своему экспериментальном проекте: возможность осуществить свои давние намерения, испытать себя в новом деле, которое как будто близко вашей основной профессии, и вместе с тем принципиально иное по всем слагаемым? Или настолько увлекла сама история, рассказанная Птушкиной?
Олег Янковский: Увлекла, в первую очередь, история, потому что она добрая, светлая, из тех, что, к сожалению, ушли с нашего экрана. Вряд ли я стал бы снимать сложный концептуальный сценарий. Здесь же был совсем иной вариант, позволявший заговорить с людьми о нежности, любви, одиночестве и душевном единении как истинной потребности каждого человека. О том, что действительно может помочь людям выстоять в нашей тяжелой жизни. Я принял предложение Михаила Аграновича, все пришло в движение, отступать было некуда.
Вы следовали принципу Наполеона: ввязаться в бой, а там поглядеть?
О.Я.: Если серьезно, то мы очень скрупулезно, детально готовились к постановке, что особенно важно для начинающих режиссеров. У нас была прекрасная группа. Опытные директора со стороны киностудии имени Горького и со стороны компании "НТВ-ПРОФИТ", которые объединились в производстве нашей картины, помогали нам, как малым детям, которые учатся ходить. Мы с Михаилом сразу разделили функции. Он взял на себя большую часть непосредственно производства, я – работу с актерами.
Выбор актеров оказался в результате и неожиданным, и точным. После выхода картины на экран много говорилось о тонком, интересном дуэте двух главных героинь, матери и дочери, в исполнении Екатерины Васильевой и Ирины Купченко.
О.Я.: Поиск актрис был не простым, многое зависело от того, как сложится этот дуэт. Мы пробовали на роль матери наших прекрасных немолодых актрис, они хорошо, верно играли, но нам был очень важен тот внутренний огонь, который не угас в душе матери, Софьи Ивановны. А реальный возраст человека, как ни говори, все равно дает о себе знать. Уходит энергетика, динамика, живость ощущений. Все это заметно на экране, как бы ни было велико актерское дарование.
Екатерина Васильева намного моложе своей героини. Это давало ей возможность жить в роли темпераментно, пылко, страстно. У Софьи Ивановны живой, острый ум, сильный характер – и вместе с тем почти детская наивность во взгляде на мир, на людей. Она сохранила это, несмотря ни на что. Катя Васильева, мне кажется, все это сыграла великолепно.
Она еще и создала праздничную атмосферу, которая всегда возникает рядом, в общении с такими людьми. Это было существенно, на мой взгляд, для общей интонации картины. И, быть может, для нашего нынешнего кино, которое просто разучилось радовать людей. Васильева была еще по-женски обаятельна в роли Софьи Ивановны. Мне казалось, что Игорь, герой картины, которого вы играете, едва ли не в равной мере увлечен и старшей хозяйкой квартиры, в которую он попал случайно, но, видимо, на всю оставшуюся жизнь?
О.Я.: Да, это тоже сыграло свою роль в его внезапном жизненном вираже. Не менее важно и присутствие в нашем фильме Ирины Купченко. Сейчас есть немало артисток среднего возраста одаренных, ярких. Но в последнее время, случается, встретив свою знакомую этих лет, с трудом узнаешь ее. Или вовсе не узнаешь. По нынешней моде на усиленное омолаживание женщина нередко теряет в своей индивидуальности, которая так важна для актрисы. Ирина Купченко обошла эти рифы, оставшись собой: красивой, обаятельной, женственной.
В выборе Купченко на роль дочери Софьи Ивановны, Татьяны, вероятно, было существенно то, что вы уже были партнером этой одаренной актрисы в картинах "Обыкновенное чудо", "Поворот".
О.Я.: Купченко – замечательный партнер, сотоварищ, и, надеюсь, она еще раз доказала это в нашей картине.
Актеры внимали вам – режиссеру, зная вас в прошлом как своего коллегу?
О.Я.: Я должен был работать с ними так, чтобы найти общий язык, учитывая, что Васильева и Купченко – признанные мастера, опытные актрисы. По-моему, абсолютную полноту доверия на съемочной площадке ко мне испытывал только мой внук Ваня, игравший мальчика-ангела.
А теперь вопрос к вам, Михаил Леонидович, хотя он имеет прямое отношение и к Олегу Ивановичу. Янковский, благодаря многим своим интересным работам в фильмах, связанных с современностью, стал знаковой фигурой прошлых десятилетий, неким символом, воплощением потерянного поколения 70-х, людей, пораженных временем, его ложью, фальшью, воинствущей тупостью власти. Сергей Макаров Олега Янковского из "Полетов во сне и наяву" – культовый герой последних лет советской системы. Или антигерой, как угодно… В картине "Приходи на меня посмотреть" Янковский играет "нового русского", с безусловной коррективой на его интеллигентность. Тем не менее, его Игорь – процветающий, прочно укорененный в новой жизни человек. Вы не опасались отсветов прошлых персонажей Янковского на фигуру Игоря?
М.А.: Еще во время работы над режиссерским сценарием мы придумали биографию Игоря. До перестройки он работал в каком-нибудь НИИ, получал нищенскую зарплату, будучи способным программистом. Человек толковый, с хорошими мозгами. Когда произошли кардинальные перемены в жизни страны, такие хорошие мозги, то есть люди, знающие программирование, компьютеры и т.п., оказались активно востребованы. Так, после бывших грошей Игорь стал зарабатывать большие деньги. Но при этом жлобом не стал. Он ведь неслучайно остается в квартире Софьи Ивановны и Татьяны… Мы предположили, что в детстве у него была похожая обстановка, интеллигентная семья, чудная мама. Возможно, за минувшие годы он многое из этого потерял, подзабыл. Но вот – встреча с двумя женщинами, оказавшимися близкими по духу, как и вся атмосфера их дома, его аура! Игорь ведь не уходит от них, не хочет уходить, и это о многом говорит.
Олег Иванович, впервые в жизни вы оказались по другую сторону кинокамеры, причем периодически продолжая находиться и перед камерой в своем привычном амплуа – актера. Не испытывали ли вы некого чувства раздвоения? И как режиссер Янковский относился к актеру Янковскому?
О.Я.: Естественно, для меня было много неожиданностей в режиссерском деле. На протяжении всего моего актерского пути, уже достаточно долгого, я всегда стремился найти контакт с режиссером, у которого снимаюсь, коль скоро согласился работать с ним. То есть была определенная школа в познании режиссерских методов, направлений, эстетических пристрастий. Это в какой-то мере мне помогало. Среди моих режиссеров такие разные художники, как Роман Балаян, Татьяна Лиознова, Вадим Абдрашитов, Михаил Швейцер, Марк Захаров… Я культивировал в себе умение принадлежать к эстетике того, кто в данный момент работает со мной, искать в связи с этим манеру исполнения, формировать соответственно свои актерские решения. Вместе с тем я старался внутренне оставаться как бы сорежиссером своей роли. Я знал, чего хочет режиссер Янковский от актера Янковского, это помогало в моем двойном существовании в картине.
Было еще одно счастливое обстоятельство. У нас сложился замечательный союз с Михаилом Аграновичем. Когда картину снимают два режиссера, их союз в чем-то сродни браку. А браки, как известно, бывают счастливые и несчастливые. Счастливые браки "совершается на небесах". Таков был наш "брак". Разумеется, у нас с Михаилом немало отличий в том, как мы смотрим на ту или иную вещь. Но мы едины в главном, это дало нам возможность нормально, дружно работать.
У нас изначально была общая позиция: снять добрый, нескучный фильм. О том, что нужно собраться вместе одиноким людям. От этого мы шли, снимая фильм в полном взаимном согласии.
Естественно, в нашем содружестве важны и человеческие качества каждого из нас. Мне импонировало, что Михаил никогда не приносил на съемочную площадку свои личные проблемы и связанные с этим настроения, все это он оставлял дома. Мне это близко. Как близко и чувство юмора Михаила, что всегда помогает в работе.
Михаил Леонидович, не бывало ли у вас ощущения полноты своей режиссерской власти, когда Олег Иванович был перед камерой?
М.А.: Нет. Все было заранее обговорено, решено. Олег ничего из этого не менял. В любом случае, снимался он или нет, я имел право подойти к актерам, о чем-то их попросить, высказать свои сомнения.
И не разу не случались между вами конфликты?
М.А.: Только однажды, в самом начале работы, когда Игорь, герой Олега, должен был дать пощечину Татьяне. По логике, по всему развитию драматического действия, эта пощечина была естественна. Она по-своему как бы пробуждала Татьяну, много лет прожившую как бы в полусне. Но Олег категорически отказывался бить женщину. Мы вдвоем долго обсуждали эту сцену, пока не нашли выход.
От этого в картине возник драматический нюанс, что вроде бы не стыковалось с жанром фильма. Как позже возник и эпизод, связанный с воспоминаниями о войне, с письмами мужа Софьи Ивановны. Но это расширяло пространство картины.
Правда ли, что вы декорировали квартиру героинь собственными вещами?
М.А.: В основном, конечно, это была задача художника, и он с ней отлично справился, я надеюсь. Но вместе с тем мы действительно приносили какие-то вещи из дома. Например, фотографии из семейного архива принесла Ирина Купченко, на них ее настоящий отец, военный. Я принес лампу. Художник Владимир Филиппов принес из дома и поставил на подоконник бюст Вольтера. Этот бюст хорошо монтировался с одной из реплик Софьи Ивановы. В обшем, мы могли бы обойтись без этих вещей, но они помогали полнее ощутить квартиру героинь как наш дом, вносили личный оттенок.
Среди предметов реквизита, если это можно так назвать, серьезную роль в сюжете играют семейные драгоценности Софьи Ивановны. Вы отказались от бутафории, снимали подлинные вещи, очень дорогие. Что заставило вас сделать выбор в пользу подлинного, хотя это было опасно?
М.А.: Колье и браслет из бриллиантов и жемчуга действительно важны для всей истории. Софья Ивановна дает их на время продавщице Дине, которую выдает за свою дочь. Так нужно, чтобы мать окончательно поверила, что сбылись ее сокровенные мечты о будущем Татьяны. Нам не хотелось использовать бижутерию, это было бы видно на экране. Поэтому обратились в известную ювелирную фирму "Привалов", и она предоставила нам настоящие драгоценности. Они "приезжали" на съемку в сопровождении сотрудницы фирмы и конвоиров, "играли" в репетиции и съемке.
Велика ли их стоимость?
М.А.: Равна примерно бюджету небольшой картины.
У вас "играли" еще и шампанское, сигареты, которые курит Игорь. В данном случае вы последовали примеру западных кинематографистов, получив некую сумму за рекламу этих товаров?
М.А.: К концу съемок у нас не хватало пленки. Чтобы найти средства и купить недостающие метры, мы заключили договор с компаниями, продающими шампанское и сигареты. Эти договора были очень тщательно составлены, включая протяженность пребывания данных предметов на экране и как все это должно выглядеть. Так мы заработали на пленку "Кодак". Бутылку щампанского мы, конечно, могли бы купить, но пленка стоит очень дорого. Мы снимали рекламируемые нами предметы, откровенно подчеркивая их пребывание в кадре, в ироничном ключе.
Какой процент в бюджете фильма составили суммы, полученные от рекламы. Процентов 10-12?
М.А.: Меньше, всего несколько процентов. Но и они нам помогли.
До телевизионной премьеры ваша картина шла в прокате. Довелось вам видеть, как принимает ее зрительный зал?
М.А.: Да. Однажды это было одним из сильнейших впечатлений. Особенно, если учесть, что зрительный зал состоял из нескольких тысяч человек. Было это в Сочи, на фестивале "Кинотавр", где наша картина участвовала в конкурсной программе. На "Кинотавре", когда наступает темнота, часов примерно в десять вечера, фильмы показывают на большом экране над входом в Зимний театр. Площадь перед театром была забита людьми. Счастливцы сидели на скамейках, остальные стояли все время, пока длилась картина. Никто не уходил. Меня приятно поразила и реакция зрителей, она совпадала с нашими намерениями в том или ином эпизоде. Где-то зрители отвечали напряженной тишиной, где-то хохотали или грустили. Я смотрел картину со зрителями еще несколько раз, убеждаясь, что процентов восемьдесят из них принимают ее сердечно, тепло. Но я знаю, что кому-то картина кажется недостаточно серьезной, содержательной, глубокой, изощрённой по эстетике. Слишком, мол, все просто и элементарно…
Может быть, причина и в том, что эта часть зрителей не принимает сам жанр рождественской сказки? Ее условность?
М.А.: В том-то и дело! Я не уверен, что пьеса писалась Надеждой Птушкиной как сказка. Но для нас понятие рождественской сказки стало ключевым. Поэтому я ополчаюсь, когда нашу картину пытаются оценивать по меркам реальной истории. Она не выдерживает такого подхода. На одном из обсуждений кто-то из критиков спросил, задумывались ли мы о том, что Дина может не вернуть Софье Ивановне ее драгоценности. В реальной жизни, возможно, могла бы и не вернуть. Но не в сказке, где такого быть не может… Так же как Игорь, попав в дом Софьи Ивановны и Татьяны, оттуда никуда не уйдет… Так понятно, что у него будет роман с Татьяной… И что все в конце концов будет хорошо.
У сказки свои законы, свои правила игры. Мы от них шли, хотелось бы, чтобы по ним нашу картину и судили. У нас не было замаха на философскую драму или подлинное отражение жизни.
Когда слушаешь вас, приходит такое чувство, что вы оба заражены новым для вас делом, и отсюда закономерный вопрос: последует ли продолжение в занятии режиссурой? И будете ли вы и в дальнейшем вместе работать?
М.А.: У нас была замечательная атмосфера на протяжении всей работы над фильмом. Настолько замечательная, что даже страшно поверить, что во второй раз все может так же прекрасно сложиться. Мы делали фильм в большом напряжении, на съемки понадобилось 36 дней. Но все было для нас постоянно в радость. Неудивительно, что может последовать продолжение. Конечно, если мы с Олегом найдем материал, который нас устроит.
Вы уже ответили, сказав "с Олегом". А вы что скажете, Олег Иванович?
О.Я.: Нам было удобно, комфортно вместе. Удобно в том числе и сугубо профессионально. Нужно, на мой взгляд, точное соотношение в разделении труда и его сочетании. То, что умеет каждый из нас, в результате сложилось как бы в общее умение одного профессионала, способного экранизировать какую-то хорошую историю. Я сознательно не употребляю слово "режиссура" в самом настоящем его смысле.
Конечно, вирус в душе засел. Мы ищем такую историю. Не знаю, может быть, режиссура закончится для меня с первым опытом. Может быть, этот опыт будет продолжен. Во всяком случае, "послевкусие" у меня хорошее.