Тоскливый русский народный сай-фай об одиночестве на Урале.
Сай-фай Ивана Соснина можно назвать не только русским народным (авторская выдумка, поведанная на пресс-конференции ММКФ), но и гуманитарным, и даже гуманистическим. Тайна третьей, седьмой или не ясно какой планеты далека от пульсаций мировых открытий, а скорее лежит в метафизической плоскости, которую в наследство всем паранормальным мечтателям оставил Фокс Малдер — в измерении тех, кто хочет верить.
Изо всех сил не растерять веру старается Леша (Максим Стоянов) — деревенский неразговорчивый отшельник, который облюбовал башню из архитектурно сплоченного мусора, но метит на поиски дома за пределами гравитации Земли. На верхнем этаже — лаборатория поиска контакта: среди каких-то банок, склянок, огоньков и новогодних игрушек слабослышащий конюх Леха мечтает услышать то самое «привет» с других планет. И однажды удается: на заснеженном пороге причудливого дворца из хлама появляется ясноглазая девочка, которую слышно без слов даже с выключенным слуховым аппаратом.
«Пришелец» вроде бы кино DIY, собранное очумелыми ручками из подручных средств, без ощутимого бюджета и строгих сроков производства. Линия сюжета веретеном начала виться от блеска ясных глаз юной Алены Мирошниковой и поиска заземленного контраста по ту сторону диалога. Максим Стоянов («Гив ми Либерти») — безграничного диапазона артист, которому очевидно на Земле тесно: и широким плечам, и широким взглядам. В образе неотесанного мужичка с сердцем мальчишки он калибрует 150 оттенков тоски в глазах и купается в ясном омуте очей Алены. Вероятно, будь у Ивана Соснина и их «свердловский мини-киностудии» Red Pepper Film в распоряжении еще меньше средств и человеческих ресурсов, фильм ограничился бы снежными пасторалями и тихим волшебством дуэта, но все равно оставался бы действием гипнотическим.
Публика ММКФ сразу после показа стала сетовать на драматургическую скупость и прямолинейность нарратива — практически архетипические пассажи из сказок, где есть хорошие и плохие, а загаданное непременно сбудется, если не забывать смотреть наверх. Но кажется, что в нашем замусоренном сознании, где потоки информации бесконечно перебивают друг друга, а мы получаем сигналы не от тех контактов, порой жизненно необходимо обнадеживающее упрощение и лишнее доказательство, что 2+2 все еще равняется четырем, даже если соседи говорят, что пяти.
«Пришелец» все же не окончательно оторван от реальности пеленой притчи: предположения, далекие от следа инопланетных цивилизаций, то и дело зудят в органе зрительского любопытства. Леша — не совсем чудак без прошлого и, возможно, без будущего: потеряв в детстве маму, он нашел другую семью и живет с названной бабушкой (Татьяна Голубева-Сумарокова), которая физически без него и шагу ступить не может, хотя хочет самостоятельно танцевать под шлягеры в местном ДК. Если одинокая девятилетняя девочка нашлась тут, то девятилетняя одинокая девочка потерялась где-то там. Мастеру примирительных финалов (вспомните «Далеких близких») удалось выдумки безболезненно поженить с явью и постараться, чтобы обыкновенное чудо случилось и никто не ушел обиженным.
Искренняя наивность кого-то обезоруживает, кого-то стремительно раздражает. Вероятно, правы и те и другие, но в случае «Пришельца» хочется говорить (по крайней мере авторке этой рецензии) не о конструктах, а об ощущениях: о том, какая на ощупь мохнатая морда коня, как саднит ладонь, если пораниться острым камнем, как испуганная девочка держится за сильную руку и как испуганный мужчина держит слабых на руках. Бесконечные поиски контакта с инопланетянами всегда упираются в точные формулировки, артикулированные выражения и попытку создать понятный язык для диалога. Мысль пусть и не новая, но та, по которой порой скучаешь перед сном: если кто-то не слышит, а другой потерял дар речи, то робкое касание и теплое объятие — форма коммуникации, общая для жителей всех планет.