Рецензия на фильм «Господа офицеры: спасти императора»

Читать дальше…

Советское кино установило своеобразное разделение труда между главными войнами XX века. На материале Великой Отечественной оттачивали свое мастерство лучшие наши режиссеры и делались серьезные и глубокие фильмы, а Гражданская почему-то оказалась базой для облегченного и незамысловатого "кино со стрельбой", своеобразных советских вестернов. Именно по ней, по той единственной Гражданской, гуляли забубенные товарищи, стреляющие без промаха и неустанно доказывающие – мой револьвер быстр. «Неуловимые мстители» (1966), «Белое солнце пустыни» (1969), «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974), «Адъютант его превосходительства» (1969), «Шестой» (1981), "Поговорим, брат", "Седьмая пуля"…

Похоже, фильм «Господа офицеры» (2008) возрождает эту традицию, чему не нельзя не порадоваться. Не очень, правда, понятно, зачем надо было экранизировать выдуманную историю, если и реального исторического материала для работы более чем достаточно, особенно с отменой базового принципа "красные – хорошие, остальные плохие". Лихих героев, как выяснилось, хватало у всех воюющих – и у белых, и у красных, и у зеленых, и у всяческих националистов. Предлагаем вспомнить некоторые эпизоды Гражданской войны, являющиеся, по сути, готовыми синопсисами для приключенческих фильмов в самых разных жанрах. А ну-ка, шашки подвысь, мы все в боях родились!

Украсть Будду

В бурные десятые годы XX века, когда географическая карта трещала и перекраивалась, одно ее изменение осталось практически незамеченным – образовалось пресловутое "самое независимое государство". После синхайской революции, скинувшей династию Цинь, в конце 1911 года часть Монголии провозгласила себя независимой от Китая, и на престол взошел первосвященник Богдо-геген Джебцзун-Дамба-хутухта, или же просто Богдо-хан. Когда же китайцы в ответ свергли Богдо-хана и ввели в Ургу (так раньше назывался Улан-Батор) свой гарнизон, на помощь духовному лидеру буддистов решил прийти человек с не менее длинным именем – Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг, более известный истории как барон Роман Федорович Унгерн.

Этот потомок крестоносцев, истово увлеченный Востоком, руководил, пожалуй, самым экзотическим подразделение Белой армии – знаменитой Конно-Азиатской дивизией. В ней, под руководством русских офицеров служили казахи и монголы, татары и китайцы, да что там – едва ли не все азиаты Евразии, от башкир до корейцев. Была даже тибетская сотня, по слухам – сформированная из присланных барону Далай-ламой XIII собственных личных охранников.

Вот только к тому времени дивизия Унгерна насчитывала всего порядка восьми сотен сабель, в то время как в Урге стоял 8-тысячный прекрасно снаряженный китайский гарнизон. Поэтому первую попытку "желтого барона" взять Ургу китайские республиканцы отбили, хоть и не без труда – люди Унгерна дрались с таким ожесточением, что многие посчитали их демонами.

После отхода потерявших половину состава нападавших китайцы, на всякий случай, взяли Богдо-гэгэна под стражу. Это было ошибкой – барон немедленно объявляет освободительную войну религиозной и обещает во что бы то ни стало освободить главу ламаистской церкви в Монголии. Для этого Унгерн разрабатывает поистине блестящую диверсионную операцию похищения Богдо-гэгэна из надежно охраняемого Зеленого дворца. Воины из тибетской сотни проникли во дворец под видом паломников и по сигналу кинулись резать охрану. Тут же ударная группа бросилась к дворцу и, подхватив "живого Будду" вместе с женой, потащила к выходу. За спиной они слышали грохот схватки между опомнившимися китайцами и смертниками-тибетцами, прикрывавшими отход…

Освобожденный Богдо-гэгэн в благодарности присвоил спасителю титул цин-вана (сиятельного князя) и четыре привилегии, а новоявленное "сиятельство" скоро взял Ургу и на какое-то время стал фактическим правителем Монголии. Но это другая история…

Казачий генерал Шкуро – турецкий султан

Когда войска Шкуро, соединившегося накануне с Мамонтовым, стояли в Воронеже, а корпус Буденного пробился к городу, который был неплохо укреплен, у скучающих в осаде буденовцев родилась занятная идея. Кто-то из командиров предложил написать оставшемуся в городе Шкуро что-то вроде послания запорожцев турецкому султану, Буденному предложение понравилось, и вскоре письмо было готово. Содержание, если прополоть нецензурные выражения, было примерно таким: "Завтра мною будет взят Воронеж. Обязываю все контрреволюционные силы построить на площади Круглых рядов. Парад принимать буду я. Командовать парадом приказываю тебе, белогвардейский ублюдок. После парада ты за все злодеяния, за кровь и слезы рабочих и крестьян будешь повешен там же, на площади, на телеграфном столбе. Мой приказ объявить всему личному составу Воронежского белогвардейского гарнизона. Буденный".

Доставить письмо взялся знаменитый Олеко Дундич. Этот человек был во время Гражданской войны настоящей легендой, а его биография достойна авантюрного фильма. Хорват по национальности, Тома Дундич (в России он называл себя "Иваном", а "Олеко" употребляется исключительно в литературе), родился в Далмации. 12 лет от роду эмигрировал в Южную Америку, где четыре года был ковбоем в Аргентине и Бразилии. Потом вернулся на родину, в 1914 году был призван рядовым в австро-венгерскую армию, попал в плен к русским, позже добровольно вступил в созданный русскими из пленных "братушек" Сербский добровольческий корпус. Сразу же после революции – в Красной гвардии. Прошел всю Гражданскую войну, во время которой прославился по обе линии фронта невероятной храбростью и удачливостью. Погиб в бою под Ровно в 1920 г.

Но до этого было еще далеко, а пока "красный Дундич", переодевшись в форму белого офицера, едет в занятый белыми казаками Воронеж. Подобный трюк, кстати, он проделывал не единожды – хорошая выправка, знание иностранных языков и отменные манеры делали этого крестьянского сына неотличимым от отпрысков дворянских семей. Вот как описывает эту операцию сам Семен Буденный в мемуарах "Пройденный путь":

"В Воронеж с письмом генералу Шкуро Дундич, переодевшись в форму белогвардейского офицера, поехал вечером. Он благополучно добрался до штаба Шкуро, передал письмо дежурному офицеру, а затем объездил весь город, изучая систему обороны противника. Но это относительно спокойное путешествие не могло удовлетворить Дундича. Он вернулся к штабу Шкуро и запустил в окно две ручные гранаты. Началась невообразимая паника. Белогвардейцы мчались со всех сторон ловить диверсанта. А "диверсант" в офицерской форме носился среди белых и во все горло кричал: "Лови! Держи!" Наконец Дундичу надоело гоняться самому за собой. Он подскакал к участку обороны противника, занимаемому буржуазными ополченцами, и закричал: "Это вы, грибы титулованные, пропустили красных диверсантов! А ну посторонись, вороны!" И растерявшиеся добровольцы пропустили "сердитое благородие".

Я одессит, я из Одессы, здрасте

Наконец, до сих пор не экранизирована умопомрачительная биография Мойше-Якова Винницкого, знаменитого сына незаметного одесского фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого. Правда, известным он стал не под подлинным именем, а под кличкой – "Мишка-Япончик".

На следующий день после издания царского манифеста, даровавшего свободу слова, собраний, печати, совести, в Одессе вспыхнул еврейский погром. Погром продолжался несколько дней и стихийно стали возникать еврейские отряды самообороны. В один из таких отрядов и вступил 14-летний Моисей, и с оружием в руках защищал бился с черносотенцами. Оружия он больше из рук не отпускал, и, уйдя в налетчики, уже через два года заработал 12-летнюю каторгу в Сибири.

Освободила его революция, Япончик возвращается в родную Одессу и там, в те буйные годы делает то, что не удавалось никому – убрав правдами и неправдами конкурирующих "авторитетов", Моисей Винницкий становится королем преступного мира Одессы. В те буйные годы возможность поставить под ружье несколько тысяч уголовников стоила дорогого, поэтому с "Япончиком" были вынуждены считаться все тогдашние многочисленные власти. А участие "короля бандитов" в Гражданской войне вовсе не ограничивалось приятельством с еще одним бывшим уголовным авторитетном, а ныне красным командиром Котовским или "вхожестью" к "главному военному специалисту Советской власти", подполковнику царской армии, левому эсеру Муравьеву.

Нет, от войны тогда не мог спрятаться никто. Вот и Япончик в мае 1919 года становится командиром советского бронепоезда № 870932 с командой из анархистов и бандитов, а позже собирает из одесских налетчиков "54-й имени Ленина советский стрелковый полк 3-й армии". Полк был хорошо вооружен, имел 40 трофейных пулеметов, конную сотню, оркестр, граммофон и огромное знамя из тяжелого малинового бархата с надписью "Непобедимый революционный одесский железный полк "Смерть буржуазии".

Воровской полк воевал с "самостийниками"-петлюровцами в составе бригады, которой командовал Котовский. Воевал плохо, а после приказа отбыть в Киев в распоряжение командующего 12-й советской армией по сути взбунтовался, и попытался вернуться в родную Одессу. На станции Помашная Япончика попытались арестовать, а его воинство – разоружить. Прототип Бени Крика попытался оказать сопротивление, и был убит командиром дивизиона Н. Урсуловым "при попытке к бегству". За что Урсулов вскоре получит орден Красного Знамени.

Дальше Кушки не пошлют

Во всем этом перманентном бардаке, что творился на одной шестой, встречались и островки стабильности. В богом забытой Кушке, к примеру, сидел пожилой генерал с "говорящей" фамилией Востросаблин. Говорят, именно этот деятель обогатил офицерский фольклор поговоркой "Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют". Сидел он там давно, с 1910 года, просидел в крепости и Первую Мировую войну, и крушение царизма, в Временное правительство, и Октябрьскую революцию, и последовавший всеобщий бардак. Занимался там тем, для чего и был поставлен – охранял рубежи России.

В арсенале крепости к началу Первой мировой было 100 орудий, 200 пулеметов, пять тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, десятки тысяч артиллерийских снарядов. В 1915 году крепость Кушка имела самую мощную в Средней Азии радиостанцию, способную принимать сообщения не только из Ташкента и Петрограда, но и из Константинополя, Калькутты и Вены. Кстати, начштаба крепости был Константин Сливицкий, один из известнейших наших радиоразведчиков. Такое богатство не могло остаться без внимания, и однажды у стен крепости появилось войско в несколько тысяч человек. Это вооруженные силы Закаспийского временного правительства которое возглавлял бывший паровозный машинист Фунтиков, оставшийся в советской истории как человек, казнивший 26 бакинских комиссаров. Кого там в этом войске только не было – и туркменские националисты, и белые офицеры, и английские инструктора, и афганские басмачи. Востросаблин же располагал всего парой сотен бойцов, однако подчиниться отказался и полтора месяца отбивал атаки. Потом из Ташкента ему прислали помощь красные, и это решило судьбу генерала – он перешел на сторону большевиков.

По предложению штаба Туркфронта, А. П. Востросаблин выехал из Кушки в Ташкент, где за боевые заслуги был награжден орденом Красного Знамени. Позже руководил курсами красных командиров в Ташкенте, а после подавления вышеупомянутого восстания Осипова стал членом Реввоенсовета Туркестанской республики. В 1920 году Востросаблин был избран делегатом на краевой съезд в Баку, но по дороге его выбросили из поезда, и от полученных травм генерал-лейтенант Востросаблин скончался.

Враг же его Фунтиков затерялся в суматохе и всплыл только через много лет после Гражданской войны, в 1925 году, когда Советское правительство усиленно творило легенду о бакинских комиссарах. Как выяснилось, он, устав от зигзагов судьбы, вернулся в Россию, и мирно крестьянствовал на хуторе Ляпичево Нижневолжского края. Здесь он спокойно, под своей фамилией, жил с 1922 года, вел небольшое, хорошо поставленное хозяйство и среди окрестных крестьян выделялся разве только тем, что неплохо разбирался в машинах. 27 апреля 1926 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Фунтикова Ф.А. к высшей мере наказания – расстрелу.

Ирония судьбы – что тут еще скажешь.