Рецензия на фильм «Порнократия»

"Порнократия" Катрин Брийа – идеальный стимул расширения, хотя вся дальнейшая речь однозначно не для несовершеннолетних и через слово должна спотыкаться о "простите за грубость", "простите еще раз", "извиняюсь, но, прямо скажем". Закончили с этим. Она идеальна, так как в нашей нынешней ситуации слишком много молодых людей – целые поколения – не прочли и уже никогда не прочтут в детстве нужных книжек и так и останутся в эмбриональном мыслительном состоянии, то есть примут всю эту "Порнократию" за чистую монету. Легко. Но "предупрежден и вооружен" – дело, безусловно благородное, а реальность упомянутых эмоций, вообще любая реальность всегда виднее "на контровом" – на отрицательных примерах.

В фильме безымянная никакая красотка (Амира Казар) ночью в сортире голубого мужского клуба режет вены, пока ее не застанет безымянный педераст (Рокко Сиффреди). Она убегает, он следует за ней. В многозначительной пустоте она заявляет: "Идешь, чтобы отсосала? Все вы, мужики, это любите". При полной верности замечания зарабатывает по сопатке, дальше, у первого же столба садится на корточки и отсасывает, хотя и не просили. С видимым удовольствием. И тут же ход ва-банк. В смысле, я тебе заплачу, чтобы ты, педик, был при мне несколько темных ночей и ничего не делал – только рассматривал меня в тех местах, которых я не вижу. В тех дырках, короче, которые между ног. Педик, как отмороженный, соглашается и начинает.

Уже вопрос: если красотке приспичило, зачем идти в клуб голубых, резать вены и платить деньги неизвестно кому, вместо того чтобы из дома по телефону вызвать чистого и гарантированного проститута? Такая услуга есть даже в самой дали от Франции. Или красотка заранее предполагала, что он вовсе не "неизвестно кто", а сам Рокко Сиффреди – мировая порнозвезда со своей эталонной штучкой, и вовсе не педераст? Еще вопрос: с какого бодуна красотке приспичило, чтобы ее рассматривали, если она никакая и ниоткуда? Почему нас не предупредили, что она, например, диссертацию пишет на соответствующую тему или только отпущена из психушки, где пребывала за случаи явного эксгибиционизма, будучи нянечкой в детском саду? Может быть, потому что рассматривать дырки нужно режиссеру Катрин Брийа, так как этим она вводит вроде бы чистое порно в артхаус, в "мыслительный процесс"?

Ну, дальше идут, прямо как у Брессона, "четыре ночи мечтателя", только это не Брессон. В многозначительно пустой комнате Рокко Сиффреди с каменной физиономией в хорошем белом костюме сидит в уголке, а девица сначала долго жеманится, потом долго раздевается, ложится голой в постель и все четыре ночи перед сном разговаривает. Весь текст – элементарные лозунги феминизма, верные, но всесильные ровно по типу учения Маркса. Когда вам промывают мозги:

-- Мужики свободы не знают и на деле не хотят. Они любой ценой должны быть во всем уверены и не переносят, когда уверенность надо испытывать. Однако какая любовь может быть без свободы?

-- Мужики всю историю сажали баб под замок, в золоченые или незолоченые клетки, по причине защиты баб от их порочной сути. На самом деле они хотели баб в свою собственность и не желали знать, что бабы – это не вещи.

-- У баб каждый месяц идет кровь без какой-либо раны. Мужики это не понимают и боятся, потому для них секс – вечная жажда уничтожить бабу, акт смерти. Потому и при родах присутствуют.

-- Мужик в принципе трахает бабу, только потому что она – враг, вечный, лютый и страшный.

Все изображение – примитивнейшее порно. То есть красотка так и сяк – персонаж Тициана, Веласкеса, Эдуара Мане. Но на первую ночь педик трахнул красотку в задницу, как привык, а для ощущения "бабы" накрасил все дырки губной помадой. На вторую ночь он трахнул ее садовыми вилами. Убить хотел, сволочь, только она все равно тихо кайфанула. На третью ночь она вставляла перед ним "Тампакс", а на четвертую в ход сначала пошел фаллоимитатор (почему-то черного цвета, хоть о склонности героини к афроамериканцам вроде не упомянуто), затем при всей голубизне Сиффреди, конечно, не выдержал и попал эталонной штучкой в наконец-то нужную дырку, после чего взял деньги и ушел. Брийа уверяет, что он еще и убил. Это совсем уж брутально, но из фильма, поверьте, необязательно следует. Крупные планы дырок – одной, другой, волосатой, кровавой – и крупные планы пресловутой штучки Сиффреди занимают в хронометраже много больше, чем что-либо другое.

Получается, что абсолютно безличные, чисто социальные лозунги феминизма наложены в фильме прямо на природу – на человеческие тела. При этом больше там ничего нет. Но, ребят, это демагогия. Вся "она" – нелепо безразмерный старушечий лифчик, за полным отсутствием других деталей даже лицо не помнится. Весь "он" – неизменное отсутствие реакции на лице и на эталонном "теле", хоть мир перевернется. Хотя, кстати, голубой только и может терпеть и даже возбуждаться, когда баба митингует. Притом каждое изречение помещено в долгое молчание. Виды бурного моря. Туман. Поселяне и поселянки. Или, к примеру, начало месячных у героини сопровождается лекцией – коротенько, минут на сорок – на предмет врага рода человеческого, изобретшего "Тампакс". Это вообще белая горячка, будто прям ни один мужик не любит потрахаться в месячные. Или, наоборот, "ничего" означает полностью несмотрибельное: кто ж не отреагирует ногами на убийство в кадре живого желторотого птенца (это не муляж, Марк Григорьевич, как оказалось)? Поэтому следующий вопрос появляется регулярно, как просыпаешься или заходишь обратно: куда делось все остальное? Зачем Брийа пожертвовала всем, что могло бы "испытать" ее собственную уверенность в "смертельной битве полов"?

Вот уж тут сильно извиняюсь, но это "все" составляет такую большую часть секса – даже случайного, безымянного, экстремального (нимфоманка плюс педик под большим деревянным распятием Христа) – без которой он вообще не может происходить. Это "все" называется человеческой индивидуальностью, дающей такое число поправок к любому "порно" и любым "социальным установкам", что при плотном конкретном индивидуальном контакте они вообще не работают. Если бы речь шла действительно об "Адаме" и "Еве", так вместо всего показанного был бы садик Эдем и райские яблочки, и все голые изначально, и никакого "социума" – одни слюнявые младенцы. А если бы речь шла о людях, то Рокко Сиффреди не стал бы стенать в финале: "Я был с ней ближе, чем с кем-нибудь на свете, но даже не знал, как ее зовут". Для каких же таких людей вся "близость" по максимуму исчерпывается видом дырок между женских ног, пусть даже в губной помаде? Разумеется, речи нет, что Амира Казар не стала бы тогда столь откровенно имитировать оргазм. О какой же такой "последней женской правде" она завелась, если имитацию видно невооруженным глазом, и не надо ничего щупать?

Пожертвовав индивидуальностью во имя "последней правды" недополученного оргазма, Брийа расчистила поле для любых спекуляций. Можно приплетать и Библию, и "гендерную роль", и хорошую сумму прописью. Но ведь на самом деле женщины бреют подмышки вовсе не от того бреда, который прет с экрана, а просто чтобы меньше пахло потом. Почему нет? Если бы из подмышек пахло розами, стало ли бы их бритье социальной установкой? И даже если в постели даже на одну ночь оказались два глухонемых человека, причем в стельку пьяных и совсем незнакомых, разве они исчерпываются размером штучки, как у Рокко Сиффреди, и позой от Веласкеса, как у Амиры Казар? Вот при всех идеальных "природных кондициях" – а темп, а ритм, куда там чего воткнулось и насколько оно чувствительно, а сбившиеся простыни (жесткие), а затекшая шея (ноющая), а куча дневных неприятностей в голове (сейчас вырвет), а глаза, которые успели считать все твое темное прошлое, как праздничный транспарант (но в чем-то все же ошиблись)? И главное – время, которое "это" длится: оно есть, оно разное у каждого из вас, оно в разные судьбы вписано.

Пожертвовав индивидуальностью, Брийа впала в ею самой "ненавидимое" ханжество, в подмену любой "последней правды" кристально чистой прибылью. Деньги придут за страшный, беспрецедентный факт пиписек крупным планом, под которые можно подкладывать любую Библию с Кораном, потому что пиписьки никто отродясь как бы не рассматривал, так же как ни разу в жизни не рассматривал в унитазе собственные какашки. И дадаист Бретон не отвечал дадаисту Танги, сто лет тому назад сказавшему на собрании, что "женщина не должна видеть штучку лежачей, это для нас унизительно": "А что ты будешь делать с женщиной, если она не только не увидит, но и не возьмет все дело в свои руки?". И никто никогда, увидев несчастье вместо штучки, не пожалел ее обладателя всеми доступными средствами, включая слюни и ресницы, и бог знает, что еще. Никто никогда, увидев имитацию вместо оргазма, не пожалел его исполнительницу теми же самыми средствами, включая фаллоимитаторы бог знает какого цвета.

Недополученный оргазм – это, видимо, и есть смертельная обида Катрин Брийа, не изжитая за 55 лет от роду и лелеемая, как Библия. Эта обида позволила ей выдать за "последнюю правду" откровенную демагогию, а за "первых людей" – каменных истуканов. Но во избежание распространения фальши достаточно ведь самой малости. Достаточно, чтобы кто-нибудь ей доходчиво объяснил, что:
а) оргазм вообще-то – реальная вещь;
б) он редок, но не невозможен;
в) испытания им не выдерживает никакая "война полов".

Потому что вот это дурацкое слово означает единственный в жизни случай, когда не "утром деньги, вечером стулья", не товарный обмен и вообще, может быть, не обмен (другое слово надо). Оргазм – это когда два разных человека в одно и то же время дают друг другу совершенно одно и то же. Блаженство, кайф, "маленькую смерть" – тут любое слово сгодится – но одно и то же, что ими же тут же и проверяется и ради чего все делается. Потом они застывают и пару-тройку секунд имеют полное право на усталость и беззащитность. Потому что оно случилось взаимно и стопроцентно (а иначе это не оно), и они друг для друга – люди, и время это – ихнее. То есть в принципе время есть, и они в нем, курилки, живы (ровно как для себя, но только друг для друга, для каждого и для всех).

Какая "война полов"? Все остальное типа "очень хочется кончить", "давай кончим вместе", "а она кончала от одного вида" в такие моменты вместе с разными "социальностями" и "природами" гроша ломаного не стоит. Люди выжили. Так что Катрин Брийа можно только пожалеть. В конце концов, можно спросить то, о чем кино даже не заикнулось: "Любить никогда не пробовала?". Дура она, Марк Григорьевич, дура она набитая.

Текст: Екатерина Тарханова