За много лет существования жанра фильмов-катастроф мы привыкли видеть разрушения как повод для зрелищных сцен и геройских геройств, и лишь иногда режиссёры напоминают нам, что стихия — вовсе не повод для веселья
Испанский мастер зрелищного кино Хуан Антонио Байона в «Невозможном» очень интересно обходится с лекалами жанра. Катастрофа здесь не стоит в центре сюжета, и уж точно её никто не пытается предотвратить. Цунами происходит в самом начале фильма — и происходит внезапно, стремительно, без предупреждения, как то и было для простых людей, попавших под удар стихии. В эффектной, но отнюдь не развлекающей, как у Эммериха, сцене опустошительные волны ломают дома и жизни людей, превращая всё окружение в мрачные руины.
Весь остальной фильм мы наблюдаем трогательную историю воссоединения семьи, которую разделила катастрофа. Байона не стесняется быть излишне трагичным, даже мелодраматичным — его истории такой подход, в общем-то, подходит как нельзя лучше. Да и грех не подавить из зрителя слёзы, когда у тебя на экране Наоми Уоттс выдаёт одну из лучших ролей в карьере, а маленький Том Холланд играет лучше, чем многие его взрослые коллеги (в том числе лучше, чем взрослый Том Холланд).
Отец всех фильмов-катастроф (наряду с «Приключениями “Посейдона”»), драма об ужасном пожаре в самом высоком небоскрёбе Сан-Франциско за сорок лет не устарела ничуть. Картина Джона Гиллермина всё ещё способна удивить впечатляющими эффектами, но куда больше — убедительной историей о группе людей, столкнувшихся лицом к лицу со смертью.
«Вздымающийся ад» в первую очередь заинтересован не в стихии как таковой, но в своих героях. Что неудивительно — на одном экране здесь, кажется, собрали всех звёзд Нового Голливуда: Стив МакКуин, Пол Ньюман, Уильям Холден, Фэй Данауэй. Жаль, сейчас фильм вспоминают не так часто, как другие заметные картины эпохи, а ведь в своё время он на равных бился со вторым «Крёстным отцом» за звание лучшей картины года.
Как фильм-катастрофа работа Джеффа Николса интересна прежде всего тем, что никакой катастрофы в ней, возможно, и нет вовсе. Герой Майкла Шеннона страдает от видений, в которых он наблюдает, как огромный шторм уничтожает его дом и семью. Он не знает, считать ли себя пророком или безумцем, как не знает и никто вокруг — на этом мощном драматическом конфликте и строится вся картина. Конечно же, как любит Николс, всё в итоге окажется не так просто, и концовка заставит зрителя либо возненавидеть фильм, либо полюбить его до конца жизни. Третьего здесь, кажется, не дано.
Наверное, не очень честно называть «Меланхолию» фильмом-катастрофой. Само глобальное бедствие — столкновение Земли с другой планетой — происходит только в конце ленты, до этого мы наблюдаем за простой и поэтичной жизнью людей, пытающихся смириться со своей судьбой и решить личные проблемы, пока не стало слишком поздно. Ларс фон Триер снял, можно сказать, «анти-фильм-катастрофу» и в то же время невероятно убедительно показал то, что есть в каждом фильме жанра, но на что немногие из них обращают должное внимание. Это чувство всеобщей опустошенности, смирения с ужасающим будущим, изменить которое никто не в силах.
В одном из своих жанровых экспериментов Стивен Содерберг обратился к фильмам-катастрофам и снял «Заражение» — историю о вспышке эпидемии опасного вируса, погрузившего всю Америку в хаос. Но, конечно, Содерберг бы не был Содербергом, если бы не подошёл к картине, прямо скажем, необычно и не попытался поставить весь жанр вверх дном. В «Заражении» главный герой — вовсе не Мэтт Деймон, Джуд Лоу, Кейт Уинслет или кто-либо ещё из невероятно звёздного состава фильма.
Это в первую очередь история самого вируса, блуждающего среди маленьких историй несчастных людей, не щадящего ни статистов, ни голливудских олимпийцев. Настолько всеобъемлющий и жуткий портрет катастрофы не удавалось сделать, наверное, никому — потому что сама катастрофа ещё никогда не была настолько безличной и в то же время парадоксально одушевлённой.