Семейная трагикомедия о мужчине, который внезапно оказался в Таиланде, не помня ни своего не имени, ни как он тут очутился.
Пожилой российский мужчина просыпается на пляже в Таиланде и понимает, что не помнит о себе совершенно ничего: ни как его зовут (сильно позже выясняется, что Ксенофонт), ни как он оказался в другой стране. Вскоре он знакомится с хозяйкой отеля, тоже русской, и начинает подрабатывать у неё, а заодно плавает на рыболовной лодке со своим новым тайским товарищем Буншей. Чтобы выжить в новой стране, он проворачивает хитрые аферы и в целом быстро осваивается в среде. Но воспоминания так и не возвращаются.
Всегда как-то неловко критиковать произведение личное и, безусловно, искреннее, но просто не резонирующее с тобой эмоционально. Сценарист Константин Чармадов написал «Хэппи-энд» про своего отца — того и звали так же, как главного героя, Ксенофонт: это такая альтернативная история его жизни, фантазия на тему, литературное осмысление, дающее реально жившему человеку шанс на тот самый (выведенный в название) счастливый финал, которого, видимо, не было в жизни. В каком-то смысле «Хэппи-энд» синонимичен, скажем, «Однажды… в Голливуде» Тарантино — здесь тот же конфликт памяти культурной и реальной. Но только Чармадова и режиссёра Евгения Шелякина интересуют не эпохальные события и не манипуляции временными колоссами, а жизнь маленького, но бесконечно важного для родных человека.
Другой вопрос, как это всё воспринимается со стороны — людьми, не разделяющими авторскую боль и авторский коннект априори. Тут уже к «Хэппи-энду» есть вопросы: как ни крути, универсальной истории об отцах и детях — о которой кричат титры с наставлением, мол, «позвоните своим родителям» — из него не выходит. И дело даже не в специфике истории о человеке с амнезией, оказавшемся в Таиланде с целью поговорить с духом умершей жены, — истории слишком неординарной, чтобы быть общепонятной. При желании универсальный текст можно сделать и из сюжетов совсем не конвенциональных: скажем, об отце и сыне, которые хотят отнести на гору прах матери, а в итоге сражаются с пантеоном скандинавских богов. Но в случае с «Хэппи-эндом» авторская артикуляция антагонистична всеобъемлющему посылу — здесь важно, что это не Отец (как у Звягинцева, например), а именно Ксенофонт, вот этот, конкретный, с индивидуальным набором проблем, травм и недомолвок.
В отрыве от личного переживания «Хэппи-энд» часто кажется уж очень конформным — проблема в отношениях Ксенофонта и его сына как будто списана с тысячи других текстов, хотя и понятно, что она взята в первую очередь из жизни. Но вот жизни-то фильму не хватает — он слишком часто выглядит как анекдот, чему совсем не помогает этакий «сватовский» вайб, используемый Шелякиным как маркер истории о пожилых людях в необычных обстоятельствах.
К постановке, к слову, претензий тут почти нет — не считая странного использования музыки (эта проблема тянется у Шелякина аж с «Пятницы»), режиссёр в целом доказывает, что истории о молодых и дерзких («Ч/Б» и всё та же «Пятница») он чувствует не хуже, чем истории о старых и дерзких («Вечная жизнь Александра Христофорова» и вот «Хэппи-энд»). В конце концов надо иметь определённый талант, чтобы заставить реальный Таиланд выглядеть как санаторий в Подмосковье. И хотя это звучит как злая ирония, в случае «Хэппи-энда» это, очевидно, не баг, а фича. Ведь Ксенофонт тут не уезжает из России в Таиланд, он привозит её с собой — в виде угрюмой злобы и анекдотической «смекалочки».