Рецензия на фильм «Быть Стенли Кубриком»

В сущности, дебютант в режиссуре Брайан Кук повел себя ровно, как его герой, притворявшийся великим режиссером. Он просто притворился режиссером, будучи ассистентом.

История пяти минут не стоит. В реальном Лондоне реальный человек по имени Алан Конвей (Джон Малкович), воспользовавшись тем, что Кубрик – затворник и редко фотографируется, довольно долгое время представлялся его именем и пользовался его славой. Зачем? Человек был без денег, а хотел вкусно есть в дорогих ресторанах. И сладко спать после гей-клубов он тоже хотел, поскольку был голубой. Имя великого Кубрика ("Спартак" /Spartacus/ (1960), "Лолита" /Lolita/ (1962), "Космическая Одиссея 2001" /2001: A Space Odyssey/ (1968), "Заводной апельсин" /Clockwork Orange, A/ (1971), "Цельнометаллическая оболочка" /Full Metal Jacket/ (1987)), открывало для него двери закрытых вечеринок и пространство между ног мальчиков, надеявшихся прославиться. Начинающих модельеров, музыкантов, рок-музыкантов… Ну, и что? Ну, бывает. Будто у нас до сих пор не бывает, что танцовщик Борис Моисеев на пенсии засветился в качестве певца. В лондонской реальности история из серии "нарочно не придумаешь" длилась долго, но даже для пятисекундного анекдота в ней должна быть какая-то соль. Выйти сухим из воды может каждый. Для интереса должны быть либо мучительные разборки, как Алан Конвей "дошел до жизни такой" (а в реальной жизни у него было определенное прошлое), либо такой уж полет хихикающей фантазии, что переплюнет всех Хлестаковых, Джинглей, Стависких и Мавроди (вроде "Барри Линдона" /Barry Lyndon/ (1975) самого Кубрика). Только тогда анекдот может рассмешить.

Ни то, ни другое фильм не осилил. Он ровно изложил, как Конвей в дырявых носках и трикотажных штанах типа "старые треники за шесть рублей" дурит "Кубриком" одного, выпивая за его счет, потом дурит другого, ставя его на деньги, потом третьего и четвертого, всех их ставя в определенную позу, и все ведутся, как дети, и никто вообще не замечает всей бредовости происходящего, и медленно, но верно происходит "путь наверх". Вершиной самозванства стал "менеджмент" гей-поп-звезды Ли Прэтта (Джим Дэвидсон) в роскошном отеле с роскошной едой и роскошными официантиками. До какой же степени все на свете люди – жалкие кретины, подсовывает фильм, не давая в качестве условий игры ни образа самого Кубрика, ни хроники 80-х, когда все происходило и был первый публичный взрыв голубизны, страх перед СПИДом и не было компьютеров. Игра какая-то без правил, да и сам Конвей – кретин, а фильм тянет и тянет одну занудную ноту "жизненности". Будто до 80-х годов XX столетия не было также Дмитрия-Самозванца, Папессы Иоанны, Железной маски и Короля-Оленя. Да разве можно сравнить "Быть Стенли Кубриком" с "Быть Джоном Малковичем" /Being John Malkovich/ (1999) - просто по факту?

Только с четвертого захода стало более-менее ясно, зачем в эту гадость без сюжета и смысла полез любимый Джон Малкович. Когда монотонность ужимок и кривляний его героя настолько зашкалила, что дело уж просто не могло быть в одних только голубых. Если бы главной задачей было вызвать отвращение к сексуальным меньшинствам, это и для большинств оскорбительно. Мало ли у кого какие ноги волосатые, это частная жизнь, без посторонних. Но не без труда и собственной харизмы Малкович в конце концов проводит иную тему, не ограниченную ползучим бытописательством гомосексуальной тусовки. Он просто решил собрать и продемонстрировать всю личную коллекцию наблюдений за такими всеобщими человеческими пороками, как тщеславие и кокетство. В его Конвее-"Кубрике" каждый в какой-то момент может узнать себя. Малкович очень точно знает, как с целью "последующей отдачи" улыбаться скромно и льстиво, как улыбаться загадочно, стеснительно опускать глаза, закатывать глаза в видимом возмущении, просто строить глазки и вилять бедрами, отклячивать зад, принимать позу, делать паузу, многозначительно намекать, небрежно намекать, прикрывать рот ладошкой, приоткрывать рот от "творческого" вожделения, сосредоточенно складывать губки гузочкой. Пластический словарь тщеславия покрывает собой злобу, зависть, корысть, жадность, трусость и даже глупость. Он шире и является чем-то вроде камертона человеческих пороков.

В шейных платках Конвея можно узнать нашего поэта В., в пестрых пиджаках – нашего театрального режиссера В., в "творческой" активности – нашего кинорежиссера М., в косметике – нашу киновезду М., в мимике и жестах – наших сценаристов, юмористов, певцов, а также знакомых из любой другой среды. Все это – вовсе не только "меньшинства" и не только "богема". Малкович сумел вызвать во мне отвращение к самой себе. Можно его понять: накопилось. Эта роль неравнодушна, небессмысленна, нескучна. Блаженство финальной сцены в роскошном бассейне с джакузи наконец ограничивает суету сует одной простой вещью – сроком. Время против тщеславия, это хороший вывод.

Но нельзя не настаивать, что вывод касается только Малковича, а не фильма, бесконечного и беспомощного.