Школьники изо всех сил хотят жить, но выбирают смерть во втором фильме режиссера «Витьки Чеснока» Александра Ханта.
На исходе первого десятилетия XXI века в фильме «Розыгрыш» (вольном переложении ленты Владимира Меньшова) Noize MC и другие рэперы, имена которых стерло время, предлагали «приколоться» по любви:
Как Бонни и Клайд, станем грабить банки,
Зимой сядем на велик, летом на санки.
Давай приколемся: проведём ночь на кладбище,
Засадим поле коноплёй и там устроим пастбище,
Создадим друг друга восковые фигуры,
Я откликнусь на дурака, ты на дуру,
Посвятим друг другу повести…
Давай приколемся! Давай приколемся!
Страшно подумать, но двенадцать лет спустя ничего не изменилось в мытарстве и тяге к бесстрашным глупостям: Саша Макарова (Женя Виноградова) и Данила Краснов (Игорь Иванов) сбегают из школы и хотят устроить революцию скорее по приколу и чуть-чуть от обиды. Накануне родители девочки помешали первому не очень ловкому сексу подростков, а уже сегодня неудачливых любовников ждет домашний арест и излишнее материнское внимание. Бунт и влюбленность в идею опьяняющей свободы больше, чем друг в друга, могут стать любым жанром — и фэнтези, и романтикой, и сатирой, но в сюжет вмешивается трагичная быль. Не доподлинно, но ситуативно сценарий черпает начало в истории псковских школьников: осенью 2016 года подростки ответили огнем полиции и покончили с собой в прямом эфире. Параллели достаточно, чтобы знать еще до титров, что хеппи-энда сегодня не будет… Или вдруг?
Это скулящее «вдруг» и добавляет румянца щекам беглецов – без пяти минут мертвецам сумасшедшей витальности. В постановочно-плакатном вихре кружатся неуемные: давай приколемся и обольем шубы краской, давай приколемся и мелочью расплатимся в кассе. Выходки, пульсирующие на экране самонадеянной хореографией монтажа, будто требуют относиться к первому мятежу несерьезно. Даня стесняется, Саша подначивает, они церемониально выбрасывают телефон и зачем-то орут в столовой над тарелкой борща. Видимо, потому что им не слабо. Пляски на хулиганстве вполне могут раздражать тех, кому пятнадцать было слишком давно, но Виноградова и Иванов какой-то чуть дикой и неопрятной харизмой заряжают условные ситуации сиюминутной необходимостью. Стоит школьникам хоть на секунду остановиться и перестать считать звезды на крыше, как жизни больше не будет, а еще столько надо успеть: как минимум провести революцию.
Обертоном гастролей по юности выступают родители, которых по большому счету искренне жалко. Гиперопекающая мать Дани (Ольга Саханова) сокрушается, что сын разбил чашку, но отчего-то не заставляет пацана убирать осколки, а причитает о том, как пострадает свежий маникюр. Мама Макаровой Снежана (Жанна Пугачева) была для девочки как сестра, но фокус внимания сместила на отчима (Константин Гацалов) и младшего ребенка. Родители порой выглядят такими же раздражающими, как и подростки, но все еще человечными и узнаваемыми в том, что узнавать не очень хочется: особенно больно сегодня бьет беспрекословная вера в слова телевидения. Старшие мечутся, звонят в полицию и друг другу, пытаются найти объяснения, но вновь промахиваются.
Довольно легковесный и нарядный киноязык Ханта начинает скрипеть, когда становится уже не прикольно: дурман безнаказанности щекочет рычаги насилия, Бонни и Клайд на минималках перестают быть романтическим ориентиром, а мосты отступления сжигаются будто бы сами собой. Самоубийство — извращенная степень свободы: а что вы нам сделаете, если мы и так сегодня вечером умрем? Кажется, именно импульсивное принятие решения и интересует режиссера больше всего. Скрежет момента, когда психологически курок уже нажат и осталось докрутить несколько пустот в барабане механизма финального ухода.
Басня о прощании так и остается замкнутой вещью в себе: родители и дети отчего-то существуют абсолютно параллельно, забиваясь на дно стеклянных аквариумов, где под толщей воды ничего не слышно. И вроде бы остается всего один шаг и одно слово, чтобы договориться, но связь как-то глупо и нарочито обрывается, близкого контакта опять не случается. Такое вымученное, но неискоренимое непонимание забирается еще глубже под кожу, оттого что мама Саши еще двенадцать лет назад была тем самым подростком, который подпевал Нойзу «Давай приколемся» перед последним звонком. Еще один цикл завершился, перемен так и не произошло, а вера в то, что в следующее поколение исправит ошибки прошлого, мерцает сомнением.
В лучшем мире, где не существует массовой стрельбы в школах, «Межсезонье» прозвучит хулиганской одой юности, которая не смогла вовремя остановиться. Для нас же лента — еще одна попытка заговорить через ком в горле: кинематографисты всячески пытаются не объяснить, но рассказать. «Оскар» за лучший короткометражный анимационный фильм в 2021 году ушел душераздирающему «Если что-то случится, я люблю вас» о безутешных родителях, «Последствия» Меган Парк заставляют повнимательнее вглядеться в лица выживших, Александр Хант не обличает виноватых, но фиксирует слишком тонкую грань прикольной свободы от условностей мира взрослых.
«Межсезонье» — кино неидеальное, но очень искреннее и живое: и в хмурой дуге бровей, и в румянце на морозе, и в дурацких клятвах любви на сопротивление. Начинается лента с документальных кадров: подростки исповедуются камере в самом болезненном и между делом поражают простотой интонации, которая забывается с возрастом, а позже и вовсе вспоминается наивной придурью. Ну разве кто-нибудь после двадцати всерьез спрашивает: «А почему люди на улицах не танцуют?» Быть может, и отвечать не надо, а достаточно просто позволить вопросу быть заданным и не встречать его скепсисом.