Рецензия на фильм «Настоящая боль» — трагикомедию Джесси Айзенберга о памяти Холокоста

Двоюродные братья — нервный Дэвид (Джесси Айзенберг) и дурашливый Бенджи (Киран Калкин) — отправляются из США в Польшу, чтобы исполнить последнюю волю еврейской бабушки. Она прошла через Холокост, выжила в концлагерях и в завещании пожелала, чтобы внуки прикоснулись к корням семьи, а потому оплатила экскурсионный тур. Кузены подходят к поездке с разным настроем: Дэвид тревожится обо всем и относится к изучению истории еврейского народа очень серьезно, а Бенджи, наоборот, дико раздражают серьезные и лишенные каких-либо эмоций лекции о чужих страданиях. Путешествие становится для родственников возможностью наконец-то поговорить о важном: шесть месяцев назад Бенджи, живущий в подвале у родителей, совершил попытку суицида.

Джесси Айзенберг в роли Дэвида на кадре из фильма «Настоящая боль»

Тема Холокоста — одна из самых исследованных в кинематографе, поэтому перед каждым автором стоит вызов: удастся ли открыть и рассказать что-то новое? В этом году в прокат уже вышел один фильм в жанре бадди-муви о путешествии американцев на историческую родину — в «Моей семье» героиня Лины Данэм вместе с отцом в исполнении Стивена Фрая также ехали в Польшу, чтобы посетить родные места, найти дом бабушки и дедушки и вернуть отнятое себе. Картина «Моя семья» предлагает драматический взгляд на события середины XX века и как бы утверждает, что прошлое на самом деле никуда не ушло и преступления оставляют глубокий след. Джесси Айзенберг в своем втором режиссерском проекте «Настоящая боль» начинает непростой разговор об отношении к трагедиям: ответом на ключевой вопрос «как рассказывать о Холокосте?» служит его кино. 

Джесси Айзенберг в роли Дэвида на кадре из фильма «Настоящая боль»

Проводником туристов по Польше становится экскурсовод-ученый из Великобритании Джеймс (Уилл Шарп), который не принадлежит к еврейскому народу и постоянно сыплет фактами разной степени полезности. В один момент Бенджи срывается и критикует Джеймса, объясняя, что о трагедии надо рассказывать человеческим языком, только так можно понять чужую боль. Вторит герою сам Джесси Айзенберг, выбирая интонацию фильма: братья постоянно шутят и прикалываются, попадают в неприятности. Жанр бадди-муви, являющийся ключевым в картине, будто должен отвлечь зрителя от того, что режиссер попал в ловушку. Как бы Айзенберг ни хотел сделать разговор о Холокосте искренним и бороться с клише, его кино напоминает экскурсию с учителем истории, которому порой удается заткнуть громких учеников и заставить «задуматься о важном». Безоружность режиссуры в сценах, где кузены посещают концлагерь, можно понять, но если поставил перед собой цель избегать штампов и назидательного тона, то лучше идти до конца.

Киран Калкин в роли Бенжи на кадре из фильма «Настоящая боль»

Наиболее удачная часть «Настоящей боли» — это диалоги братьев об эмпатии, о том, как мы относимся к чужим страданиям. В разговорах о Холокосте Бенджи признается, что очень странно уделять так много чувств и эмоций событиям, с ним напрямую не связанным, — кажется, будто приходится надевать чужую одежду. В поездке экскурсовод предупреждает, что каждый по-своему переживает шок и реагирует на страшные факты: через рыдающего после посещения концлагеря Бенджи Джесси Айзенберг показывает, как люди, долго скрывавшие личную боль где-то в глубине, все же срываются, столкнувшись с чужими страданиями целого народа.

На сложный вопрос «имеют ли какое-либо значение трагедии для потомков переживших ее жертв?» автор картины отвечает утвердительно, считая, что каждый сам для себя определяет ценность драматических страниц прошлого. В то же время история Дэвида и Бенджи показывает, что иногда личное может быть важнее общественного, надо прежде всего разобраться в своих проблемах. Чтить память предков важно, но они мертвы, надо заботиться о живых.