Педро Альмодовар рассуждает о материнстве и исторической памяти на языке мыльных опер.
Параллельные прямые не пересекаются, об этом гласит закон Евклида и надоедливая реклама нулевых: Педро Альмодовару такие условности не писаны, поэтому те самые матери из названия, однажды встретившись, больше не расстанутся. Дженис (Пенелопа Крус) и Ана (Милена Смит) — роженицы-дебютантки, каждая одиночка, каждая ждет девочку. Знакомство на пороге родительства вырастет в дружбу и любовь всех гамм и оттенков. Глянцевая фотографка Дженис (мать-хиппи назвала дочь в четь Джоплин) наставляет девочку-подростка Ану, мама которой, в свою очередь, увлечена актерской карьерой. Эпизод с невнимательным отношением в роддоме (детей перепутали!) обрамлен общей историей страны и травмой режима Франко: Дженис ищет возможность провести эксгумацию братской могилы в родном поселении, чтобы женщины могли похоронить своих мужчин — отцов, дедов и мужей.
Альмодовар с годами становится все сентиментальнее, и эту картину, показанную на Венецианском кинофестивале, многие заклеймили мыльной оперой выходного дня. Сюжетно и постановочно лента предельно проста и местами не так изобретательна, как предыдущие работы автора: случайные встречи, измены, тайны, обиды, насилие и кухонный нож в руках Пенелопы Крус. Но эта мелодраматичность обманчива и не тянет «Матерей» на дно сетки дневного эфира, а становится простым киноязыком поколения (поколений), которым лента и посвящена.
«Возвращение» режиссера тоже начиналось с могил и уборки кладбища, здесь братское захоронение в открывающей сцене — скорбный финал одних и старт пути других. Вся правда и все секреты кроются в земле, а кто не знает своей фамилии — не знает и самого себя. Мысль то ли слишком консервативная и традиционная, то ли вечная: покой мертвых важнее всего для живых. Сила рода, сила места, сила любви (сколь прозаичная, столь и непоколебимая) — в порванных кожаных тапках, в спрятанной погремушке или любом артефакте, что делает кости родным человеком.
Неспешное развитие сюжета «Параллельных матерей» сродни постепенному наведению порядка дома. Картина начинается с бесконечного бардака: предки не похоронены, дети перепутаны, любящие разлучены. Сцена за сценой этот житейский хаос упорядочится в стройный семейный портрет. Все будет проговорено, а высказанное — прощено, и тревожные сердца наконец обретут покой. Крестной феей этого балагана становится Дженис: Пенелопа Крус получила приз в Венеции за лучшую роль и, вероятно, получит еще не одну награду. Женщина (всегда с большой буквы) у Альмодовара и Дева Мария, и Мария Магдалина, и святая мученица, и труженица, и наследница. Но, в отличие от других матерей Педро (допустим, тоже Крус, но в «Боли и славе»), героини здесь далеки от однозначной романтизации смотрящих глаз, а солидарность рождается из общих ран и нарывов. Их несовершенство лишь подчеркивает многозадачность и амплитуду от ковровых дорожек до ухода за стариками: красноречивее всего об этом говорит Дженис, которая готовит ужин в футболке с надписью «мы все должны быть феминистками».
Прах к праху: после череды порой нелепых, порой болезненных, а временами и счастливых дней земля примет в свои объятия тех, кто когда-то сам прощался. В пересказе звучит наивно, но Альмодовару эту мысль получилось оформить куда лучше, чем этому тексту.