12 февраля исполняется 52 года Даррену Аронофски – одному из самых амбициозных американских режиссеров современности, нью-йоркскому авангардисту, который умело упаковывает свои неординарные идеи в оболочку развлекательного мейнстрима. Вспомнили его режиссерские достижения.
Многострадальный проект, который погубили собственные же амбиции. Паранойя и одержимость — лейтмотив творчества Аронофски оказался отличным плацдармом для религиозной притчи о Ноевом спасении, однако на стадии реализации фильм столкнулся с серьезными препятствиями. Коммерческий дух, упрощение характеров и фэнтезийные мотивы (чего стоят образы Стражей, помогающих Ною строить ковчег) явно не сыграли на руку фильму — от амбициозного проекта визионера остались разве что талантливые клиповые решения и солидный каст. И то, пожалуй, отыгрывающий на автопилоте — от экзальтированного Рассела Кроу до ходульной Эммы Уотсон. Одно из самых неожиданных нововведений – «Ной» превратил библейского персонажа в убежденного вегана, пользуясь возможностью такого толкования глав Книги Бытия. Для Аронофски, конечно, холодный прием «Ноя» не стал фатальным, однако доходчиво показал: чем амбициознее проект, тем впоследствии режиссёру сложнее сгладить творческую неудачу.
Мрачная гиперреалистическая драма Аронофски, развернувшая оживленные дискуссии у публики в начале нового тысячелетия. Довольно стандартная история о нереализованных мечтах, тяге к телешоу, запрещенным веществам и похудению в руках Аронофски превратилась если не в лихорадочный хоррор, то в детскую страшилку об ужасах неправильного жизненного пути. Дерзкое, эффектно смонтированное и страстное — такое кино оказалось под стать вчерашним зрителям MTV, жаждущим от него экстремальных ощущений. Аронофски нашёл визуальную форму, языковое выражение идеи одержимости — решающим звеном стал монтаж и операторские ухищрения Мэтью Либатика. «Реквием по мечте» не обязан нравиться и восхищать, но нельзя не отметить главного — от массированного экранного террора голова действительно наливается свинцом. А на это, согласитесь, способен далеко не каждый фильм.
Поиск сакрального знания и источника вечной жизни – одна из фундаментальных творческих тем Аронофски. Этот проект стоил Аронофски драгоценных сил и забрал целых 4 года – метафизические прозрения на экране столь неописуемы, что помимо трудностей с продюсерами возникли проблемы и с визуальным рядом. Урезанный бюджет отнюдь не состарил спецэффекты с демонстрацией блаженной вечности и сидящим в позе лотоса Хью Джекманом – создатели предпочли компьютерной графике непростые технические ухищрения. «Фонтан» из тех редких случаев, когда режиссёр задвинул на второй план параноидальный ритм и сумасшествие своих триллеров, предложив зрителю метафизический опыт проживания вечности. За такие смелые обобщения Аронофски пришлось платить определенным образом – хотя бы тем, что «Фонтан» не так часто вспоминают в ряду его других киноработ.
Самый радикальный киноэксперимент Аронофски, где режиссёра от собственной свободы распирает так, что нелишним будет сравнить его с математиком из «Пи», терзаемым мигренью и находящим выход в самозабвенной резне электродрелью. История о семейной паре, чья домашняя жизнь превращается в апокалиптическую вакханалию, без скидок названа одной из самых странных и зашифрованных кинофресок американского автора. Смешивая клаустрофобический триллер с библейскими мифологемами, Аронофски залил экран злобой и эгоизмом – неспроста в центр истории он поставил жизнь писателя и его жены, чей семейный дом капля за каплей превращается в бал безудержного гротеска. Несмотря на напыщенный символизм, «мама!» выглядит как искреннее авторское признание о взаимоотношениях художника и публики. Снимая фильмы о безумцах, именно в этот раз Аронофски оказался наиболее близок к цели, поставив картину по-безумному, делая ее и смотря на неё в оптике психических аберраций и маний.
Спортивная драма о некогда успешном рестлере, переживающем тяжелый кризис, открыла миру другого Аронофски – не только метафизика и любителя масштабных лент, но и тонкого психолога. Во-первых, «Рестлер» вернул в строй Микки Рурка – роль фрустрирующей звезды рестлинга не только оказалась созвучной самому артисту, но и стала драматической вершиной в его карьере. Клиповый монтаж и параноидальные мотивы сменились ручной камерой и монотонным ритмом, выходящим за свои пределы только в кровавых сценах побоищ. При этом Аронофски переработал в новом жанре генеральный мотив творчества – историю человеческой одержимости, которая имеет место не только в пыльных квартирах математиков и сквоттеров, но и на ринге.
История о соперничестве балерин рассказана на болезненном вздохе – с последующей шизофренией героини Натали Портман, мотивами двойничества и сеттингом головокружительного хоррора. «Черный лебедь» очаровывает своей профессиональной сборкой, где Аронофски схватил все лучшее от проверенных кумиров, от Верховена до Полански, тщательно обдумав и отрепетировав свой фильм как балетный номер. «Черный лебедь» справедливо считается венцом в карьере Аронофски, нашедшего наиболее пригодную развлекательную форму для своих авангардных идей, которые не исчезли бесследно со времён дебюта.
Уже в дебютной работе Аронофски отказался довольствоваться статусом скромного инди-режиссёра. Его «Пи» открыл масштабные религиозно-философские темы, уравнивая проблемы гения и его помешательства, а также вопросы познания мира и Бога как универсального математического числа. История о частном безумии одаренного математика Макса рассказана в эпилептической атмосфере триллера: с завиральным монтажом, мощным техно-битом Клинта Мэнселла и теологическим бэкграундом, где пифагорейская философия соседствует с каббалой.
Конспирологическая линия фильма — страх внешних сил, где математика преследуют дельцы с Уолл-стрит, разбавляется внутренним — невротизмом и паранойей героя, не выдержавшего массивный вес тайного знания. Гениальность «Пи» не в его философской наполненности, а в универсальности, позволяющей считывать ленту и как сложный философский трактат, и как киберпанковский триллер, и как сжатую в полтора часа еврейскую мудрость.