Один из главных претендентов на «Оскар» этого года — простой, милый и оттого парадоксально радикальный
Американец итальянского происхождения Тони Валлелонга внезапно теряет работу вышибалой в клубе — заведение закрывают на неопределённый срок, а деньги Тони нужны постоянно. Предприимчивый и смекалистый по природе, он устраивается водителем к афроамериканскому музыканту Дону Ширли — несмотря на то что «баклажанов» Валлелонга совсем не любит. Эпатажный и намеренно дистанцирующийся от этнической принадлежности Дон вместе со своей небольшой группой собрался устроить тур по южным штатам Америки — там, где чернокожему парню может понадобиться грубая сила итальянского вышибалы. Тони и Дон отправляются в долгую поездку, которая, конечно же, изменит их жизнь навсегда.
Тони Валлелонга — человек, мягко говоря, экстраординарный. Болтливый итальянец из Нью-Йорка, в шестидесятых годах он работал вышибалой в клубе и, разумеется, имел связи с мафией. Затем внезапно завёл дружбу с Фрэнсисом Фордом Копполой и переквалифицировался в характерного актёра — сыграл небольшую роль в «Крёстном отце», роль побольше — в «Клане Сопрано», появлялся в «Славных парнях» и «Донни Браско» (играл везде он понятно кого). А где-то между этими странными карьерными переходами успел поездить по стране с чернокожим музыкантом Доном Ширли, которому вздумалось выступать в тех штатах, где проблема расизма всё ещё стояла остро. Через полвека сын Валлелонги Ник напишет об этой поездке сценарий для фильма — романтизированный, крайне субъективный и, скорее всего, не слишком искренний.
За это, к слову, «Зелёную книгу» критикуют больше всего — мол, Валлелонга пишет о расизме уж слишком «по-белому», явно выставляя отца в куда более приятном свете, чем стоило бы. Правда в их словах наверняка есть, но вот ставить это фильму в вину совсем не хочется. В его нежелании быть социальным на фоне повсеместной политизации есть что-то как минимум любопытное, как максимум — освежающее. Пока остальной белый Голливуд пытается поймать конъюнктурную волну и встать как бы на сторону «других» (выставляя себя, по сути, куда большими расистами), «Зелёная книга», как и её главный герой, не стесняется быть простой и несовременной.
Питер Фаррелли обращается с, казалось бы, серьёзной историей примерно так же, как он это делал с эксцентричными комедиями в духе «Тупого и ещё тупее». Бессовестно и максимально прямолинейно — до тех пор, пока глупость не станет фарсом, а пошлость не превратится в шарм. Он ловко уворачивается от соблазна провести параллели с политикой наших дней, ему вообще расовая проблема, кажется, не слишком интересна. Драма Дона Ширли — это не конфликт рас, скорее универсальная проблема самоидентификации. Главные герои могли вполне быть любого другого цвета, половой ориентации или вероисповедания — лишь бы между ними был некий Рубикон, какая-то сильная полярность, тающая по ходу действия в череде остроумных диалогов и драматических скетчей.
Но так уж получилось, что из всех стереотипов в «Зелёной книге» оказались именно эти два — разговорчивый простодушный итальянец с криминальными связями и чернокожий музыкант-гей. Оба — герои-маски, статичные, но колоритные: за это, конечно, сказать спасибо стоит невероятному центральному дуэту (из-за Мортенсена фильм противопоказано смотреть в дубляже). Один образ явно оттуда, из 60-х, второй же — стереотип наших дней, будто герой всех тех шуток про оскаровских лауреатов. Намеренно или нет, у Фаррелли появляется очень интересная эклектика, схватка эпох и ценностей, в которой, кстати, современность не то чтобы выигрывает.
«Зелёную книгу» завораживают пасторальные пейзажи южных расистских штатов, ей приятна старая великая Америка, которую так хочет вернуть главный враг современного Голливуда. Финал здесь вообще будто взят из христианской рождественской комедии — одной из тех, со смешными красно-зелёными постерами. Фильм не провозглашает победу современности, он пытается примирить эпохи, вывести из каждой что-то полезное и вычленить то, что стоило бы выбросить на обочину истории. В своём миролюбии картина Фаррелли явно опоздала к выходу лет на двадцать — сейчас принято быть острее, конкретнее и однозначнее. Но в этом и его прелесть: выйди фильм тогда, стал бы просто очередной добродушной драмой с оскаровским потенциалом. Теперь это почти радикальное кино. Пострадикальное, если хотите.
С 24 января в кино.