Смысл жизни по Квентину Тарантино: рецензия на фильм «Однажды… в Голливуде»

Рик Далтон, некогда популярный сериальный актёр и звезда ТВ-вестернов, переживает не лучшие времена: он вышел в тираж, из амплуа спасителя-красавчика его перемололи в приглашённого злодея, постоянных ролей нет совсем, а агент упорно просит его уехать в Италию, чтобы там сниматься в дешёвых спагетти-вестернах. Его друга и дублёра Клифа Бута жизнь тоже, в общем, не балует — он живёт в трейлере с замечательной собакой, из-за темноватого прошлого не может попасть в каскадёрскую гильдию, возит Далтона по делам и убирается в его доме. Там же, по соседству, в ритме вечного танца живёт Шэрон Тэйт, перспективная актриса и жена Романа Полански, которую 9 августа 1969 года жестоко убьют последователи Чарльза Мэнсона.

Тарантино — это праздник, всё летит в Голливуд: каждую работу отпетого постмодерниста зрители встречают с распростёртыми объятиями, что, в общем, и понятно, и заслуженно, и прекрасно. Из десяти обещанных Квентином фильмов «Однажды в Голливуде» — девятый, предпоследний, дальше только подводить итоги, снимать magnum opus или, как вариант, новый «Стартрек». На этой финишной прямой никто уже, кажется, и не ждал от режиссёра внезапных творческих сдвигов: слишком долго и комфортно он находился внутри своего яркого стиля. Но Тарантино на то и Тарантино — когда-то он приехал в Канны и удивил всех «Криминальным чтивом», стал голосом поколения и новым словом в кино; теперь, ровно через 25 лет, здесь же взял своё слово назад (чем, парадоксально, удивил всех ещё больше). 1994-2019: можем, как говорится, повторить.

В «Однажды в Голливуде» нет ни литров густой бутафорской крови, ни пижонских игр с повествованием, насилие здесь чаще уводится за кадр, и даже дерзкое fuck произносится совсем не так часто (а запретного слова на «н» вы вообще не услышите). Все поверхностные маркеры «тарантиновщины» вдруг куда-то ушли, а за ними вскрылись более личные и важные элементы режиссёрского почерка. Тарантино называет фильм самым близким, что делал, к «Криминальному чтиву» — и это прекрасно показывает, насколько изменился и, может, даже повзрослел его метод. Ведь ничего более далекого от «Чтива» — особенно интонационно — он ещё не снимал.

Если уж и проводить параллели, «Однажды в Голливуде» скорее ближе к «Джеки Браун», самому непопулярному фильму народного режиссёра. В нём Квентин, слегка отбросив лихой задор и кровожадность, пытался осмыслить свою любовь к «блэксплотейшену» — низкому жанру с фокусом на культуру афроамериканцев. Тут примерно то же, только шире: Квентин, всегда без меры цитировавший старое жанровое кино (особенно эксплуатационное), вдруг решил в него встроиться, уловить ускользающую «душу» эпохи, когда фильмы были лучше, люди проще и даже у порно устраивали гала-премьеры.

Большой любитель мудрёной драматургии Тарантино вдруг отпускает героев погулять, даёт им спокойно потанцевать, посмотреть кино, сняться в кино или, не знаю, подраться с Брюсом Ли (великая, кстати, сцена). Это уже не фильм-рассказ и не фильм-игра, но фильм-наблюдение, и ритм ему Квентин выбирает соответствующий. Вторя названию, он с неторопливостью спагетти-вестерна рисует портрет времени, реконструирует мир Голливуда в самом его расцвете — что, по сути, и есть тот же Дикий Запад. Только ковбои тут ряженые, патроны холостые, а салуны — лишь картонные декорации.

Фильм, впрочем, этой вторичностью наслаждается, мешает реальных людей с наследием Квентина (в небольшом камео появляется каскадёр Курт Рассел, на афишах красуется благозвучная фамилия Маргарэтти), с любовью инсценирует целые передачи и отрывки ТВ-сериалов — детали вроде бы декоративные и необязательные. Но у Тарантино вообще мало «обязательного»: до самого эпилога его фильм почти бессюжетен, это набор скетчей и маленьких конфликтов, которые никуда не ведут и ничего в большой картине не меняют. Всё потому, что главный герой здесь — не актёр Рик Далтон, скрывающий талант за неуклюжими карьерными решениями (потрясающий Ди Каприо, у которого с карьерными решениями как раз всё очень хорошо), не его дублёр Клифф Бут (красиво постаревший Брэд Питт) и уж тем более не бедняжка Шэрон Тейт (милая статистка Марго Робби). Это сам классический Голливуд, географически и творчески. Город-сказка, город-мечта, стоящий на пороге собственной смерти: после той самой мэнсоновской ночи 9 августа 1969 года свободные нравы и свободная любовь навсегда падут, а вместе с ними весь, простите, цайтгайст.

Для Тарантино это, конечно, величайшая трагедия, а все, кто за неё ответственны, — источники вселенского зла. Распространение хиппи в «Однажды в Голливуде» показано как нашествие монстров из заправского хоррора: они везде, они следят, соблазняют, угрожают и проникают во все щели — где-то метафорически, где-то буквально. В одной из лучших сцен фильма, когда герой Питта волею судьбы оказывается на ранчо «Семьи» Мэнсона, безликая толпа хиппарей превращается в зловещий рой, заполоняет экран и осуждающе наблюдает за тем, как каскадёр нагло цепляется за воспоминания о старых-добрых. Их изображение, конечно, сатирично (с чувством юмора у Тарантино, как всегда, всё в порядке), но в то же время удивительно устрашающе. Удивительно, потому что Квентин, казалось, не боится вообще ничего и никого — и всё же впервые ему по-настоящему страшно.

Ведь на кону теперь судьбы не абстрактных людей, а самого кино — в том старомодном нелепом виде, в котором его так любит режиссёр. И потому, когда в финале «Однажды в Голливуде» схлопывается до одной монументальной точки во времени и пространстве, а саспенс достигает невиданной прежде для Тарантино силы, Квентин, до этого спокойно наблюдавший свысока, отчаянно вторгается в свою реальность. В лучших традициях, внезапной и беспощадной кровавой баней — не такой, может, эффектной, как в «Джанго», но куда более важной идейно. Подробности оставим, тем более что сам режиссёр убедительно просил фильм не спойлерить (а спойлерить есть что). Скажем так: раньше Тарантино убивал людей, чтобы кино оживить. Теперь он убивает, потому что не может дать кино умереть.

С 8 августа в кино.