В "На краю рая" чехарда из революционерок-лесбиянок, белокурых фрау и цитирующих Гете турок складывается в лучший фильм Фатиха Акина.
Задумчивый профессор литературы – натурализовавшийся в немца турок средних лет – цитирует на лекциях Гете и ссорится с отцом, который носит "кэпку", выращивает во дворе томаты, пьет ракию, буянит и бьет по лицу сожительницу – турецкую проститутку Йетер. После смерти Йетер, профессор улетает в Стамбул на поиски ее дочери – местной революционерки, уже отбывшей ровно в обратном направлении. Вторая линия плавно переходит в третью: за депортированной из Германии революционеркой в Турцию потянулась ее немецкая любовница, а следом – и мама любовницы (Ханна Шигулла), полноватая фрау, уверенная, что все турецкие проблемы решаются принятием этой страны в ЕС. Но это уже совсем другая история – четвертая, или даже пятая, где траектории турок и немцев пересекаются под разными углами, притом общий угол складывается лишь в голове у зрителя. Или Всевышнего.
Как и в предыдущим фильмом Фатиха Акина – получившим берлинского "Медведя" «Головой о стену» /Gegen die Wand/ (2004) – Акин недоверчиво рассматривает героев: кто эти симпатичные, богемные, изящно небритые брюнеты, цитирующие Гете и страдающие от алкоголизма – немцы или турки? И "На краю рая" вряд ли прибавляет что-либо к сказанному, скорее увеличивает коэффициент сложности, притом за счет не режиссуры, а сценария, за который его в Каннах и отметили.
Так, проблема национальной идентичности распространяется здесь не только на турок, но и на немцев, которые тоже приезжают в Стамбул, где живут подолгу и начинают входить во вкус, а пожилая фрау Ханны Шигуллы готова чуть ли не удочерить турчанку-антиглобалистку – маленький такой привет Фассбиндеру, обожавшего, как известно, эту актрису. Проблема отцов, злоупотребляющих ракией, и сыновей, цитирующих Гете, тоже перестает быть исключительно турецкой: немецкие матери, в свою очередь, не одобряют дружбу белокурых дочек с мужественными лесбиянками из Турции. У Акина получилась полном смысле слова драма – личная, политическая и даже религиозная: в картине цитируется притча об Аврааме, чьи отцовские чувства решил испытать Всевышний. Да и "рай" в названии тоже неспроста цитируется.
А вот политики здесь намного больше. В "Головой об стену" брак Турции с Европой воспринимался как почти свершившееся событие, но за прошедшие четыре года стало окончательно ясно, что эту страну ни в какое ЕС не примут. Новая реальность скорректировала режиссерскую точку зрения на глобализм в сторону мудрого пессимизма: неродная Европа с ее Гете, правильными тюрьмами и стерильными больницами – такой же выдуманный рай, как и родная Турция, где люди, греясь на солнышке, пьют чай из грушевидных стаканчиков, а в душе голосуют за фашизм. На обочине этого выдуманного рая, собственно, и оказываются все герои фильма независимо от национальной принадлежности.
Впрочем, как и на краю рая настоящего, раз смогли друг друга рассмотреть и полюбить без всяких там международных наблюдателей. Лучший фильм повзрослевшего Акина, но былой эмоциональной спонтанности, которой в этом фильме нету, все-таки немножко жаль.