Святой отец, простите, ибо вы согрешили: рецензия на сериал «Полуночная месса»

Каждую ночь Райли (Зак Гилфорд) видит один и тот же сон: глянцевая гладь озера, одинокая лодка и зарница рассвета, зевающая на линии горизонта. Обманчиво безмятежный образ разрушает ужас пробуждения: перед ним ни жилец, ни мертвец, призрачное тело — дух юной девушки, которая не увидит восходящего солнца даже во сне. Хотя скорее это вопрос веры: после того как молодой человек, изрядно надравшись, сел за руль и выбил жизнь из девушки на полном ходу, он решил, что Бог от него отвернулся или его и вовсе нет. Получив досрочное освобождение, Райли возвращается на родной клочок суши — остров Крокетт, где воскресная служба — главное событие в жизни тех немногих местных, которые еще не перебрались на большую землю.

Майк Флэнеган зарекомендовал себя не только в качестве постановщика очень страшных дел на больших экранах (хотя «Доктор Сон» скорее разочаровал большинство зрителей), но и как мастер сериальной формы. На том же Netflix (где и вышла «Месса») можно обнаружить две саги о неупокоенных душах и болезненной семейственности: «Призраки усадьбы Блай» и «Призрак дома на холме». Флэнеган вернулся в библиотеку стриминга с историей длиной в 7 эпизодов и вечность, куда более личной и одновременно всеобъемлющей. Мистические события, которые привез с собой в сундуке новый священник, отец Пол (сильнейшая роль Хамиша Линклейтера), шум воды, рыболовные суда и крохотные домики, церковный приход, обнятый кронами деревьев, — все эти приметы провинциальной пасторали сами собой пробуждают интерес к очередной деконструкции больших грехов маленького городка. Крокетт смело можно наносить на одну карту с Твин Пиксом, Хоукинсом, Броадчерчем и даже Гравити Фоллз: прибрежная полоса покрыта телами кошек, а прямо во время службы случаются чудеса — время поворачивает вспять, ноги обретают потерянную силу, а по артериям прихожан вместе с кровью струится бессмертие.

Религиозный хоррор как жанровый шаблон представить можно вполне конкретно и традиционно: перевернутые кресты, вызывающий подозрения пастор и приторная улыбка истошно верующей (Саманта Слоян воплотила на экране образ, не уступающий в силе сестре Ретчед). Однако совы и сериал Флэнегана совершенно не те, кем кажутся, а описать, что в действительности будет происходить за закрытыми дверями церкви, — кинокритический грех, не иначе. Флэнеган, будучи когда-то алтарным мальчиком, и сам вернулся в родной приход: вера и религия у него сочувствуют друг другу в одном пространстве и сознании, но не чертят между собой знак равенства. Скрупулезное построение обрядов, таинств и энергии прихожан — рождение единения и последующее поклонение — на экране соседствуют с патологически неспешными диалогами (а порой и монологами) об устройстве мира, о времени и вечности, о смерти в конце концов или в начале начал. Порой даже кажется, что «Полуночная месса» могла бы родиться и в другом медиуме — и аудиоспектакля, и литературы, и даже живописи. В какой-то степени можно упростить нарратив и сказать, что центральной фигурой здесь становится именно «проводник», коим и можно считать пастора, который зачитывает священное писание и дешифрует смыслы на свой лад и в своем контексте. Для Флэнегана не существует абсолюта (только ли для него?): он крайне последовательно и подробно иллюстрирует пластичность любого текста (будь то Библия или газетные заголовки) и любой реплики — использовать их можно для проповеди любых идей, обостряя и притупляя содержание.

«Полуночная месса» выстроена на полутонах, и это главное отличие от жанра, где традиционно сталкиваются добро и зло в решающей битве. Сражение здесь случится, но внутри каждого жителя Крокетта. В некоторых своих пассажах сериал дышит наследием Стивена Кинга: их с Флэнеганом можно считать земляками — уроженцами Новой Англии, главной колыбели мистики в Штатах. В первую очередь родство считывается в источнике ужаса: человек сам по себе страшнее всех потусторонних тварей, демонов, ангелов и святых. Столкновение полярностей в одной точке — метод, которым Флэнеган выстраивает портретную галерею островных жителей. Набожная мирянка Бев, которая сильнее, чем в благодать, готова уверовать в гнев Божий, или шериф-мусульманин — на место самого американского героя со звездой на куртке встает персонаж, самый подозрительный в обществе, травмированном 9/11 (еще одна удача кастинга, Рахул Коли). Эта амбивалентность человеческого, возведенная в абсолют, ставит на экране куда больше вопросов, чем дает ответов, оставляя пространство для множественных интерпретаций.

Трактовать «Мессу» можно с разных полюсов: искать в ней оскорбление чувств верующих (хотя именно вере здесь отведена непогрешимая роль сильнейшей из материй) или пугаться шорохов под окном, щекоча свое воображение, — как известно, темноты не боится только тот, у кого нет фантазии. Потому предлагать в этом тексте какое-либо прочтение будет несправедливым. Можно лишь постараться убедить отправиться в церковь Святого Патрика и самим услышать эту исповедь. Случайного зрителя «Полуночная месса» может раздражать своей возмутительной размеренностью и протяжными песнопениями, утомлять количеством слов и скупостью действия: этот проект встанет особняком как в библиотеке Netflix и фильмографии Флэнегана, так и в жанровой вотчине. За религиозной догматикой (вполне вероятно, что сериал захочется смотреть с Библией в обнимку, чтобы считать все отсылки), за всполохами ужаса и заревом кровавого рассвета на Пасху притаилась нежнейшая и трогательнейшая история о принятии смерти и чувства вины. Эти метафизические объятия, которые, однажды сомкнувшись, никогда не разомкнутся. Как сказала в одном из самых проникновенных монологов Эрин Грин (давняя соратница Флэнегана, пронзительная Кейт Сигел): «Жизнь — это всего лишь сон», а станет в нем «Полуночная месса» страшным кошмаром или сладкой грезой наяву, решать каждому, кто войдет в этот храм.