У джедаев нет кошмаров: премьера фильма «Звёздные войны: Эпизод 2 – Атака клонов»

Премьера каждого нового эпизода "Звездных войн" проходит на грани праздника и скандала, реклама неистовствует, атмосфера в зале говорит о провале, но потом становится ясно, что это триумф. Москва увидела "Атаку клонов" на полсуток раньше Лос-Анджелеса, т.к. солнце встает на Востоке, но старая сказка повторилась: обидный хохот зала в патетических эпизодах сменился бурными аплодисментами на финальных титрах.

Как известно, "Эпизод I – Скрытая угроза" вернул нас к началу истории будущего лорда Вейдера, космического монстра и исчадия зла. Там он – девятилетний Энакин Скайуокер, и главная сюжетная линия отныне связана с его постепенным грехопадением в пучины темных сторон Силы. Эпизод II продолжает диаграмму, причем Лукас заметно спешит и добавляет темные краски в ангелоподобный портрет Энакина, пожалуй, слишком демонстративно. В "Клонах" папе Люка Скайуокера девятнадцать, его играет пай-мальчик из Торонто Хейден Кристенсен, в котором Лукаса привлекла органичная смесь чистой юности с "чертиками в глазах".

По теории 58-летнего Лукаса, всё зло Дарта Вейдера – от того, что он с юности отринул советы наставника. Процесс отчуждения, когда гордыня берет верх над разумом, и стал предметом картины: будущий джедай срывается, капризничает и выказывает раздражение учителем Оби-Ван Кеноби (Юэн МакГрегор). И мы, вслед за дидактической линией картины, отмечаем: ага, вот тут он уже почти предал, тут дал волю злобе, а тут явил жестокость (источниками вдохновения для автора были история про царя Эдипа и биография Наполеона). Попутно Лукас впервые вводит в сагу тему любви – к неудовольствию зрительного зала, который лирические сцены на фоне, напоминающем мюзиклы 50-х или старые фото "Привет из Гагры", встречал смешками. Обе линии Кристенсен ведет по-мальчишески импульсивно, даже монотонно, однако цель притчи достигнута: мы понимаем, что человеческий масштаб героя несоразмерен его физической мощи.

Все эти кажущиеся издержки – оттого, что детская назидательная футуросказка выступает в формах историко-политического эпоса, экшн-комикс претендует быть "романом с психологией". Но иначе и быть не может: иные решения убили бы изобретенный Лукасом жанр. А это – открытие: "Звездные войны" начали в кино новую эпоху.

Когда-то у нас их считали антисоветчиной, и отзвуки мифа до сих пор живы: фильм, говорят нам, выражает американскую идею навязывания миру своего образа жизни. На самом деле фильм выражает тезисы, на которых вскормлен весь международный жанр сказки: что такое хорошо и что такое плохо. Из современных массовых идей в нем сильна тема политкорректности: неважно, хвостат ты или перепончатокрыл, важны твои жизненные установки. Предыдущую серию бранили за похожесть персонажей то на афроамериканцев, то на людей восточных рас – все это Лукас теперь учел и из всех ассоциаций вынужденно оставил только купца с планеты Татуин, который подозрительно смахивает на шмелеподобного Шейлока.

Лукас человек техники. Его гений связан с уникальной способностью увидеть в движении хай-тека новое искусство. В 1977-м он первым потребовал, чтобы его "Звездные войны" шли только в режиме тогда диковинного "Долби-стерео". Он первым приспособил для кино компьютер: на 22 года забросил режиссуру, но создал лабораторию "Industrial Light & Magic", где были разработаны принципы компьютерной анимации и спецэффектов. Теперь он первым снял суперзрелищный фильм целиком "на цифре" и первым его продемонстрировал в 80 цифровых кинотеатрах США. Это, если быть точным, уже и не фильм, потому что film – это пленка, а в "Атаке клонов" ее нет ни метра. Новшество дало революционный эффект: полотно экрана поражает многонаселенностью, в каждом углу чем-то занят какой-то монстрик. Перед динамикой и размахом гонок через ущелья супергорода бледнеет сцена ралли из "Скрытой угрозы". Ушастный магистр Йода, которого прежде играла кукла, обрел мимику и стал походить на пушкинского Кота ученого; его можно заставить драться в полупародийном эпизоде a la "Крадущийся тигр". Технологии дали режиссеру счастливые возможности для игры, и он охотно пародирует; особенно хороши бои в космическом Колизее – книксен в сторону "Гладиатора".

Лукас стал сотворителем миров – они подробны и обжиты, населены захватывающими дух существами и реальны настолько, что уже не интересуешься – как это сделано. Он придумал для них историю, политику и этический кодекс, там распадаются союзы и разражаются экономические кризисы, бушует галактическая Дума и шустрят дипломатические делегации. Его картины – создания не столько режиссера, сколько гениального художника-фантазера, вооруженного компьютером. Это новая игра в Швамбранию, это эффект "Сим-сити" с примесью капустника, где фантазия и юмор не ограничены ничем. Теперь они не ограничены даже техническими возможностями.

Но, оказалось, есть границы у человеческого восприятия. Когда возможно совсем всё, а ты к тому же знаешь конец, рискованная ситуация уже не волнует, саспенса нет и в планах, динамичнейшее кино – рассматриваешь, его азарт – азарт виража. Лукас это понимает и потешается над неуязвимостью джедаев, которые способны упасть с тысячного этажа в сиденье ракеты-кабриолета, лавирующей на субзвуковой скорости, причем их плащ слегка колышется на ветру. Он метит каждого героя одной, но броской краской, а диалогам типа "Я околдован поцелуем, который ты мне подарила" вообще не уделяет внимания. За этих героев уже нельзя переживать, но можно отдаться на волю вихря, шурша попкорном, досадуя в сюжетных паузах и комментируя события – чем и был занят все два часа наш кинозал.

Теперь Лукас готовит "Эпизод III", еще не названный, где предстоит сомкнуть цепь времен. Эта операция уже теперь выглядит вполне очевидной и является делом чистой техники. В сфере картинки-действия, похоже, удалось достичь совершенства и предела, а психологических откровений в "Войнах" не заложено изначально. Чтобы сделать центральный, он же заключительный, эпизод новой сенсацией, Лукасу придется изобрести голографическое кино.