Я танцевала с зомби: рецензия на фильм «Малышка зомби»

1962 год, Гаити. С помощью магии вуду Клервиуса Нарцисса убивают, чтобы после похорон воскресить. Следующие два года он провел в зомбифицированном состоянии, работая на плантации, но, по ошибке съев кусок курицы, вернулся в нормальное состояние и сбежал. Это реально живший человек, навсегда вошедший в гаитянский фольклор, и один из десятков настоящих «зомби», которые работали на Гаити в 1960-е.

Параллельная история разворачивается в наши дни. В парижский элитный лицей для девочек, основанный самим Наполеоном Бонапартом, поступает Мелисса — внучка Клервиуса, которая переехала с тетей с Гаити во Францию. Там она знакомится с одноклассницами — среди них Фанни, страдающая из-за расставания девушка, которая решает вернуть парня магией вуду.

В разговоре о современном французском кинематографе непременно всплывут три фамилии режиссеров, следующий фильм которых невозможно предугадать: они постоянно экспериментируют с темами и жанрами, вынуждая себя раз за разом выходить из зоны комфорта. Двое из них — Франсуа Озон и Оливье Ассаяс — известны у нас настолько, что одна только надпись «Новый фильм Франсуа Озона/Оливье Ассаяса» вызывает подобие ажиотажа у отечественных зрителей. Третий, Бертран Бонелло, известен куда меньше, но его работы намного радикальнее.

В фильмографии француза трудно выделить какие-то общие точки соприкосновения — в каждой работе он делает шаг в сторону, пытаясь развить режиссерский талант в новом жанре. Среди его работ кино о создании порно («Порнограф»), метакомедия о себе любимом («На войне»), исторический фильм о борделе начала ХХ века «Дом терпимости»), байопик Ива Сен-Лорана («Сен-Лоран. Стиль – это я») и триллер о подростках, готовящихся устроить теракт в центре Парижа («Париж — это праздник»). Разброс тем, сюжетов и жанров настолько велик, что «Малышка зомби» не теряется на общем фоне, а, наоборот, выглядит как вполне закономерный следующий шаг для режиссера, который хочет попробовать все.

«Малышка зомби» дистанцируется от типичных фильмов про зомби. Во-первых, Бонелло не использует их для угрозы: это не ожившая мертвечина, которая охотится за людьми. Наконец, режиссера не интересует использование архетипа для политических аллегорий (зомбифицированные люди), как это делали Джордан Пил в «Мы», Джим Джармуш в «Мертвые не умирают» и вот-вот сделает Бен Уитли в сериале про людей, поддерживающих брекзит. Бонелло возвращается к этимологии слова, которое на самом деле пишется без -е, как в оригинальном названии фильма: корни его происхождения ведут на далекий Гаити и напрямую связаны с магическими практиками вуду.

В фильме история Клервиуса Нарцисса, того самого зомби, вспомогательная и большую часть хронометража скорее сбивает с толку — поначалу трудно увидеть параллели между воскресшим гаитянином и его внучкой в окружении современных французских школьниц. Все складывается в цельную картину в последние 20 минут фильма, когда во время вуду-ритуала Бонелло, используя мастерский параллельный монтаж, показывает неразрывную связь прошлого и настоящего. Тогда все встает на свои места: главная тема «Малышки зомби» — освобождение или пробуждение. Для Нарцисса — от зомбифицированного состояния, для Мелиссы — от белой культуры, для Фанни — от влюбленности.

Новый фильм Бертрана Бонелло — загадочная синергия истории, политики и массовой культуры, которую трудно разложить по полочкам. Неудивительно, что западные зрители пытаются проследить в фильме размышления о колониальном прошлом Франции и ее постколониальном наследии. Возможно, так оно и есть, но если тыкать пальцем в небо и выбирать темы политкорректного дискурса, то «Малышка зомби» скорее говорит о ксенофобии при диалоге двух культур, культурной апроприации (узнав о практиках вуду, Фанни покупает обряд у тети Мелиссы из-за своего юношеского максимализма) и девичьей социализации. Последний пункт, кажется, особенно важен, когда речь заходит о внучке зомби.

С 22 августа в кино.