«Дау. Наташа»: зло или искусство?

Тем не менее несколько российских журналистов написали открытое письмо с просьбой объяснить, чем руководствовались отборщики, когда брали «Дау» в программу.

«Мы хотим, чтобы фестиваль ответил на вопрос, возможна ли реализация проектов «Дау. Наташа» и «Дау. Дегенерация» в цивилизованных странах. И задумался о собственном колониальном восприятии мира», – говорится в письме.

Директор фестиваля Карло Шатриан в ответ на это сказал, что перечисленные обвинения должны быть адресованы не фестивалю, а создателям фильма. На этом вроде и остановились (но явно ненадолго).

Мы попросили критиков поделиться своей точкой зрения о фильме: считают ли они «Дау» новым словом в искусстве или в современном обществе такие эксперименты неприемлемы?

ПРОТИВ

Тома Ходова (ТАСС)

К проекту «Дау» можно было бы относиться по-разному, любить или не любить, считать идиотизмом или великом искусством, если бы не один факт, который меняет все: творящееся на экране происходит и в реальной жизни. Я посмотрела только один фильм проекта «Дау. Наташа», участвовавший в конкурсе Берлинского фестиваля и содержащий сцены несимулированного насилия. В связи с этим у меня возник вопрос не только к участникам проекта и тому, как они могли это допустить, но и к Берлинскому фестивалю. Мне непонятно, как смотр, который так много говорит о защите прав женщин, национальных и сексуальных меньшинств, решил включить в конкурс фильм, содержащий реальное насилие. Поэтому я и подписала письмо в адрес Берлинале, в котором мы просим разъяснить, чем руководствовались организаторы, когда отобрали «Дау» в конкурс. Мы не требовали ничего запретить, а просто просили обосновать их позицию. Многие зрители полагаются на профессиональную экспертизу фестиваля и могут предположить, что раз они показывают такое, значит, это допустимо и с фильмом все в порядке. Но, к сожалению, это не так, и Берлинале нигде не упоминает об обстоятельствах съёмок картины.

Ну а когда мне говорят про то, что на все было дано согласие актрис, я не представляю, о каком согласии может идти речь, когда человека насилуют бутылкой. Для меня очевидно, что никакие соображения об искусстве не могут оправдать реальное насилие над живыми существами.

Егор Москвитин (Meduza)

После всего, что случилось, остается ровно два способа говорить о фильме «Дау. Наташа» – держа в уме контекст его производства и не учитывая этот контекст вовсе.

Первый вариант – работа для настоящих журналистов-расследователей, требующая огромного терпения, аккуратности, настойчивости, проверки фактов и просто-напросто серьезных времязатрат. Мне кажется, скоро такая работа случится. И все свидетельства – анонимные и открытые – о возможном (пока его приходится называть именно так, «возможным») насилии на съемочной площадке будут опубликованы в одном месте. В другой индустрии за такое бы дали Пулитцеровскую премию; в нашей, вероятно, заклеймят доносчиками на facebook.

Для второго варианта действий достаточно быть кинокритиком, и тут все, слава богу, просто: «Дау. Наташа» – мертвецки скучный, до обидного предсказуемый и банально затянутый фильм. Его умозаключения заранее известны любому, кто смотрел «Ночного портье», «Груз 200», «Хрусталев, машину», «1984», «Кроткую» и «Трудно быть Богом» – или просто читал Сорокина. В нем все хорошо с операторской работой, предметным миром и звукорежиссурой в массовых сценах – но все плохо со сценарием, диалогами и темпоритмом. Невероятная актерская игра подчас сталкивается в одном кадре с игрой совершенно беспомощной, и это моментально отключает зрителя от истории, заставляя видеть только нехитрые декорации и растерянных людей в кадре. Но главная проблема фильма в том, что ему совершенно нечего сказать по существу; все, чем он на себя обращает внимание, – эпатаж. По фестивальным меркам это пустышка.

Дмитрий Барченков (GQ Russia)

Представленный в основном конкурсе Берлинале-2020 фильм «Дау. Наташа» заставил меня задать несколько этических вопросов. Прежде всего самому себе. После выяснилось, что задуматься об этике «Наташа» побудила не только меня. Реализуя свое журналистское право на то, чтобы задавать вопросы и получать на них ответы, мы с коллегами решили некоторые из волнующих нас вопросов задать дирекции фестиваля. Что было дальше – всем известно. Самое удивительное в этой ситуации то, как на наше открытое письмо отреагировала часть российской прессы. Не знал, что в людях может быть столько, на мой взгляд, неоправданной злобы!

Екатерина Долинина (Иноекино, авторка канала Salaam cinema)

Я не считаю, что способность манипулировать людьми, стирать на площадке грань между реальным и вымышленным миром — это режиссура. Создавать свою диктатуру и машину насилия только для того, чтобы показать другим, что это плохо, — сомнительный социальный эксперимент. Интенция в данном случае не так важна, как результат. Когда люди перед камерой в рамках выстроенного тобой мира (и не важно, в рамках импровизации или по сценарию) засовывают в других бутылки, это уже вопрос к твоему миру, а не к тому, которому ты подражаешь.

Я не могу оценивать это как кино. Признать «Дау» кинематографом — значит принять метод, который заключается в игре в Бога, которому все дозволено. Если это новое слово в кино, то тогда мы идем по пути, где любое художественно зафиксированное преступление становится великим произведением, а слово «искусство» служит индульгенцией. Я бы не хотела оказаться в этом мире искусства насилия и насилия искусства.

ЗА

Егор Беликов (Искусство кино)

Как несложно заметить по мнениям всех моих коллег (имею в виду не столько опубликованные в этом материале, сколько в самом проклятом месте — русском фейсбуке), аргументационная база против «Дау» довольно скупая, и одни и те же доводы приводят по кругу в разных формулировках. Вкратце они сводятся к тому, что неэтично было снимать пьяный секс (потому что люди в кадре не дали трезвого согласия), бутылку в вагине (потому что это подает, видимо, плохой пример абьюзерам всех мастей или же потому что актрису некрасиво продавили на это), убийство свиньи (потому что никакая художественная задача не стоит жизни животного). Кроме того, Хржановскому отказывают в праве на режиссуру, ведь то, что он делает, — это не режиссура, а манипуляции. Ну и, наконец, выясняется, что «Дау» — это тупо скучно, плохо, грустно. Еще более симптоматично, что люди именуют «Дау» реалити-шоу, подчеркивая тем самым, что это низкий жанр.

В итоге выясняется, что все подобные аргументы сводятся к банальной растерянности по поводу увиденного, показанные фильмы «Дау» пытаются затянуть на уже изученную, знакомую территорию. «Дау» — плохо. «Дау» — реалити-шоу, посему плохо. В «Дау» насиловали людей, поэтому — плохо. Подобная реакция на показанное неизбежно оказывается в искусно созданной режиссером Хржановским мифогенной атмосфере: увиденное, очевидно, настолько впечатляет и заставляет поверить в тотальную реалистичность, что люди берутся за вилы и идут защищать изнасилованных артисток, которые не просили их спасать. Другое мое соображение по этому поводу: для «Дау» как для проекта инновационного просто нет подходящей терминологии, все старые кинокритические принципы в его случае не совсем работают. Поэтому сравнение с реалити-шоу этого постдокументального проекта не умаляет задумку Хржановского, просто к ней никак не относится.

Забавно, как складывается жизнь. Когда-то я прочитал на этом же сайте поразительный, полный слухов и выдумок текст про «Дау» — и попросту не поверил, что это возможно. Я поехал, как только появилась возможность, на показ «Дау» в Париж и провел там, почти не выходя наружу, трое суток, ночевал прямо в просмотровых залах, потому что не мог уйти оттуда, не мог допустить того, чтобы я хоть минуту провел в разлуке с этим кинематографическим чудом. Мое впечатление никак не развеялось, только окрепло, когда я пересмотрел фильмы в Берлине. Это по-прежнему качественно новый вид кинематографа: да, возможно, кому-то в сравнении с игровыми фильмами он покажется скучноватым и суховатым; да, в сравнении с классической документалистикой здесь слишком много допусков и влияния человеческого фактора. Вместо всего этого Хржановский запечатлевает настоящую жизнь, которая развивается в абсолютно выдуманных, при этом аутентичных в каждой микроскопической детали обстоятельствах, отчего каждая мизансцена, возможно, даже не по воле ее участников и съемочной группы за кадром, приобретает глубочайший символизм. Для тех, кто достаточно смел, чтобы окунуться в это с головой (а для того, чтобы смотреть «Дау», нужно быть действительно подготовленным ко всему зрителем — многие попросту не справились с материалом, не смогли преодолеть его первичный порог входа), — давайте вместе смотреть DAU Digital, ведь это тот сериал, о котором мы все втайне мечтали — тотальный и бесконечный во все стороны, куда ни глянь.

Напоследок — о самом важном: все сцены насилия срежиссированы и обговорены заранее со всеми участниками. Никого не насилуют бутылкой (Наташа Бережная лишь изображает, что вот-вот вставит себе бутылку, на камеру). Свинья бы, к сожалению, неизбежно умерла в стенах института (их там растили для того, чтобы употребить в пищу).

Ася Заболоцкая (Союз)

Я пошла смотреть «Дау. Наташа» во второй раз, если честно. Настолько меня поразил фильм в Париже, что я решила еще раз глянуть. Снова оказаться в этом мире Дау. Но еще мне было интересно посмотреть картину в контексте Берлинского кинофестиваля.

Своим raw реализмом картина сбивает с ног. А насчет конфликта вокруг фильма, я считаю, что надо не женщин спасать, а просто всех людей тогда. Не от Хржановского, а от самих себя.

Гордей Петрик (Кинокритик)

«Наташа» — выдающееся произведение, несмотря на то что странно смотрится в конкурсе. Странно, потому что «Наташа» — крупица огромного мира «Дау» и воспринимается вовсе не как кино, скажем так, голливудского образца, а как хроника из измерения, которое было создано Хржановским. Смотреть «Наташу» — опыт не проживания, к которому привыкли хулители этого фильма, но, наоборот, наблюдения. У «Наташи» совершенно особенная темпоральность. К ней непросто привыкнуть — но это, пожалуй, единственно верный темп для максимально подлинной передачи чувств, которые испытали люди, участвовавшие в «Дау». В «Наташе» ошарашивают не события, а то, какой они оставляют след в людях. Даже сцена с бутылкой, о которой нам давно прожужжали все уши, оказалась сравнительно мягкой — как в балабановском «Грузе 200». Другое дело — какой эмоциональный эффект она произвела на тех, кто был в неё вовлечен. Все, что происходит в «Наташе», документально. И поражает здесь именно эта документальность, то, что так все и развивалось на самом деле. «Наташа» однозначно доказывает, что проект Хржановского удался. Люди меняются по ходу фильма, события, которые происходят с ними в проекте, меняют их изнутри.

Полную публикацию можно прочитать у автора на Facebook.

НЕЙТРАЛЬНОЕ МНЕНИЕ

Владислав Шуравин (film.ru, Cinemaholics)

Комментировать феномен «Дау» сложно. Рассуждать о том, «хорошо» это или «плохо», — ещё сложнее. Однако есть факт: работа Хржановского – это важное культурное или, если угодно, антикультурное явление, поднимающее более острые вопросы этики творчества, чем обычно. А ещё это идеальный пост- и метамодернистский труд, где актёры — не актёры вовсе, а реальность — художественное измерение, познать которое нам не суждено.