Любопытная армяно-американская камерная драма о связи семейной жизни, театрального искусства и армянского геноцида
Несколько лет не работавший лос-анджелесский театр под руководством режиссера-армянина Симона (Симон Абкарян) вновь открывается и готовит премьеру пьесы об армянском геноциде 1915 года. Поскольку в кульминации пьесы беременная армянская героиня для спасения своего нерожденного ребенка бросает семью и убегает с турецким офицером, театр пикетируют американские армяне, возмущенные таким сюжетом. Когда страсти накаляются, директор театра задумывается об отмене спектакля, но Симон настаивает на своем. Для него жизненно важно, чтобы его жена Анджела (Анджела Сарафян) сыграла роль именно так, как она написана на бумаге.
Приуроченная к столетию армянского геноцида дебютная малобюджетная художественная картина американо-армянских журналистов Карина Ованнисяна и Алека Мухибяна начинается довольно невнятно, в худших традициях претенциозного артхауса, путающего непонятность с глубиной. К счастью, фильм быстро исправляется и проясняет сюжет, который, как оказывается, затрагивает интереснейшую тему – причем куда более интересную в России, чем в Америке или Армении.
Тем эта – внутренние, духовные причины, которые заставляют творца обращаться к скользкой теме и попирать национальные мифы. В последние годы мы в России много раз обсуждали отечественные фильмы и сериалы, откровенно переиначивающие прошлое и оскорбляющие память предков (типичнейшие примеры – «Сволочи» и «Утомленные солнцем 2»), и «1915» изображает подноготную именно такого проекта – правда, не эпического, а разыгранного маленькой труппой в небольшом театре.
Что движет Симоном? Что заставляет человека, скрупулезно изучающего историю и беззаветно преданного теме спектакля, создавать зрелище, посвященное не душевной силе армянского народа, а его готовности выжить, пусть даже поступившись любовью и всеми принципами? Не деньги и не желание шокировать, а глубоко личные, трагические семейные причины. Подобно героине его пьесы, режиссер идет наперекор народу, чтобы спасти хотя бы часть своей семьи. И это, бесспорно, занимательнейшая психологическая, моральная и художественная коллизия, идеально подходящая для выбранного постановщиками камерного формата.
К сожалению, к тому моменту, когда лента перестает наводить тень на плетень и попеременно имитировать то абсурдистскую пьесу, то мистический хоррор, у нее остается не так уж много времени на раскрытие ее основной темы. Так что эта тема оказывается скорее заявленной, чем раскрытой во всей ее сложности и многогранности. Актерская игра в фильме убедительна, а вот диалоги не впечатляют – после выхода из зала «1915» хочется обсуждать, но не цитировать.
Наконец, когда лента завершается, фильм делает еще один жанровый кульбит и превращается в прямое, пробивающее «четвертую стену» обращение к зрителям с напоминанием об армянском геноциде. Можно понять, почему так сделано в армянском фильме на эту тему, но такое, как в «1915», напоминание о геноциде перечеркивает все, что в картине происходило до этого. Ведь страдания одной современной семьи, пусть и пережившей страшную трагедию, бледнеют на фоне национальной катастрофы – гибели более чем миллиона человека и превращения выживших в изгоев. Та же проблема, кстати, была у недавнего фильма Фатиха Акина «Шрам», где после начальных сцен в турецкой пустыне дальнейшие приключения чудом выжившего армянина просто не смотрелись. По крайней мере, финал «1915» можно проигнорировать – часовой «эпилог» «Шрама» занимал половину картины.
Напоследок надо сказать пару слов о дубляже. Мы не знаем, как говорит Симон в оригинальной звуковой дорожке, но в российской версии он говорит с форсированным армянским акцентом, вызывающим в памяти комедийные роли Фрунзика Мкртчяна и анекдоты про армянское радио. Конечно, некоторые армяне в самом деле так говорят, и лишь немногие из них – комики. Но все же акцент Симона отвлекает от сути его реплик и превращает трагическую фигуру в трагикомическую. Вряд ли это эффект, на который рассчитывали авторы фильма.