Танки и вертолеты, прыжки с крыши сталинской высотки и гонки на мотоциклах, рукопашные схватки и перестрелки, Шарлто Коупли и Данила Козловский – кажется, в дебютной картине Ильи Найшуллера «Хардкор» случилось уже абсолютно все
«Хардкор» – первый в истории мирового кино полнометражный боевик, полностью снятый от первого лица: на протяжении полутора часов главный герой ни разу не появляется в кадре. Съемки фильма велись на портативную камеру GoPro, популярную у спортсменов-экстремалов, которая была закреплена на голове оператора. Его глазами фильм увидят зрители, которые смогут почувствовать себя на месте героя остросюжетного боевика и столкнуться с врагами буквально лицом к лицу.
Декорацией эпизода стала лестничная площадка одного из сталинских домов в центре Москвы. Лестницы запружены экранной охраной – одинаковыми молодыми людьми в белых рубашках и строгих черных костюмах. Пока техники наполняют капсулы бутафорским порохом и кровью, мы беседуем с Ильей Найшуллером. Видеоклип Bad Motherfucker, снятый лидером инди-рок-группы Biting Elbows, в прошлом году стал одним из хитов Youtube и Vimeo, попал в новостные выпуски федеральных российских телеканалов и был отмечен крупнейшими зарубежными режиссерами, актерами и музыкантами – Робертом Родригесом, Дарреном Аронофски, Сэмюэлем Л. Джексоном, Сильвестром Сталлоне, Сашей Бароном Коэном, Тимом Ротом, Паком Чхан Уком, Джаредом Лето, группой Placebo и другими. Именно с музыки и начинается наш разговор.
– Принято считать, что ваш клип, ставший точкой отсчета для фильма «Хардкор», был первым в своем роде, первым, простите за тавтологию, снятым от первого лица. Но это ведь не так…
– Нет, конечно, это не так. Я отнюдь не претендую, что я первый снял что-то от первого лица. Конечно, я играл и Wolfenstain, и Smack My Bitch Up у Prodigy видел. Все дело в том, как мы снимаем и что мы снимаем. Наша фишка в том, что мы снимаем экшен, и мы снимаем на камеры GoPro. Остальные, когда снимают от первого лица, вешают камеры на плечи, за спину, это огромные неповоротливые махины. С этим не снимешь экшен, кино, которое ты смотришь от лица героя, убивающего 150 человек. Это чисто наше достижение.
– Как и зачем вы из музыки перешли в режиссуру?
– Я не музыкант, ставший режиссером. Я режиссер, занимающийся музыкой. Режиссером я захотел стать еще в 11 лет. Уже тогда представлял, чем хочу заниматься. В 15 подумал, что музыка – это тоже круто. В музыке все очень быстро, ты написал песню – выступил – получил реакцию зала. Кино более долгосрочный проект, мы снимаем с прошлого июня, и я пока не получаю обратную реакцию, которую жду. Поэтому музыка необходима для меня, чтобы поддерживать этот обмен энергиями. Это безумно важно.
– Музыка в вашей жизни продолжается?
– Продолжается. Она будет в фильме, совсем немного. В ноябре у нас будет большой концерт, до ноября кино на первом плане.
– А как же обязательный для режиссера ВГИК?
– Да ну… Я знаю много режиссеров, которые не заканчивали ВГИК. Стивен Спилберг не заканчивал ВГИК, и ничего, неплохо у дядьки идут дела…
– Насколько просто вам дался переход на позицию режиссера?
– Проще, чем я ожидал. Меня сразу предупредили, что через неделю съемок я буду всем недоволен, буду думать, зачем я за это взялся, буду хотеть все бросить. Так и случилось, но выход из этого тоже очень простой – снимать, снимать и снимать.
Тем временем на площадке появляется человек, одетый в нелепый шлем, опутанный проводами. Лицо человека закрыто большими очками-мониторами, две маленькие камеры расположены на уровне подбородка. Именно это приспособление, по сути, и является главным действующим лицом картины. Выясняем тонкости работы с удивительным устройством у режиссера:
– Что конкретно вы снимаете сегодня?
– Сегодня мы снимаем проход главного героя во время выполнения первой миссии, на которую персонажа отправляет герой Шарлто Коупли. Наш герой должен достать часть тела одного из злодеев, мы вместе с ним пробираемся сквозь орды охранников. Сегодня очень много синхронных действий, в кадре временами по 7-8 человек находится, поэтому мы много репетируем.
– Насколько похожа ваша технология на фильмы жанра Found Footage и в чем их отличие?
– У нас совсем про другое. Found Footage – это удобный прием для тех, кто снимает за копейки. Действительно хороших фильмов наберется полтора-два со времен «Ведьмы из Блэр». Мы идем совсем другим путем. Там снималось на плохую камеру то, что можно было снять на хорошую, чтобы сэкономить, единственное исключение – фильм «Монстро», стоивший 50 миллионов. У нас другая точка отсчета, новое слово в жанре экшен. Наш фильм не просто снят от первого лица, это непрерывное, очень близкое к реальности ощущение причастности.
– Вы не боитесь, что эта технология, по сути, одноразовая? Вряд ли такой прием сможет работать из фильма в фильм.
– Возможно. Сейчас у меня было множество предложений снять для западных студий какие-то куски фильмов в этой стилистике, предлагали быть консультантом. Так что в следующем году, скорее всего, мы увидим такие вставки сразу в нескольких фильмах. Я надеюсь, что зрители окажутся восприимчивы к такой технологии. Наш фильм покажет.
– Зрителю сразу не снесет крышу от эффекта первого лица?
– Нет. Мы очень плавно вводим зрителя в это состояние. У нас начинается все умеренно, много актерской игры, а к финалу, конечно, драйв уже зашкаливает.
– Сами вы примеряли камеру на себя?
– Да, конечно. Особенно на начальном этапе. Нужно было понять, как это будет работать, плюс было много импровизации. Я снимаю и сейчас, но там, где не стреляют и где нет опасности сделать себе больно.
– И как ощущение?
– Ох, кто-то великий говорил, что когда мне предстоит сказать речь, я надеваю ботинки на два размера меньше, чтобы долго не говорить. Так и здесь – надеваешь этот шлем, и сразу хочется снимать с первого раза, а не с десятого дубля. И вообще хочется в стороне посидеть, за мониторами понаблюдать. Да и когда ты сам бегаешь, прыгаешь, кажется: «Как же круто!» – а потом смотришь как зритель и кажется: «Так себе…» Поэтому лучше сразу со стороны смотреть. Кроме того, наша технология и камера влияют на драматургию. Мы не можем с помощью камеры держать крупный план, не можем делать паузы. За всем этим нужно следить.
– В одном из интервью вы говорили, что работаете по максимуму, реализуете все, что можете придумать с этой технологией. После вас останется «выжженная земля»?
– После того разговора прошло 50 смен, и у меня появилось огромное количество идей, которые сейчас мы уже просто не успеваем реализовать. Если будет продолжение, то у меня уже есть список, что еще мне хотелось бы попробовать.
– Перед началом съемок вы говорили, что в фильме не будет спецэффектов.
– Так мы и задумывали, но когда столкнулись с производством, то поняли, что некоторые вещи просто нереально ухватить камерой. Спецэффекты будут, но не трехмерные объекты, какие-то машины или монстры, а затирание проводов, тросов. В процессе съемок оказалось, что выгоднее и быстрее многие вещи не физически сделать, а чуть подправить, подрисовать на постпродакшене. Но все трюки в фильме настоящие. Есть только один кадр, где нам пришлось просто скинуть камеру, мы не успевали отснять по времени. Все остальное, что вы в кадре видите, – это камера, которая висит на актере. Это наше главное преимущество над всеми. В других фильмах какие-то прыжки от первого лица снимают большой камерой с вертолета, а потом приклеивают какие-то руки Супермена впереди. Это прикольно, но это иначе работает. У нас зрители прочувствуют каждое движение, произведенное актером.
– Почему выбран жанр фантастики?
– Основополагающей идеей, от чего все пошло, была задача сделать фильм, в котором главный герой бы не говорил. Потому что нельзя снимать кино от первого лица, в котором герой бы разговаривал, – голос не привязывается к картинке. Если он просто не говорит – это бред, если ему отрезают язык – это жестоко даже для нас, третий вариант – давайте сделаем его киборгом. Этим мы оправдали и то, что он прыгает с этажа на этаж и бегает как заведенный. Вот так мы и сделали героя киборгом, он у нас получеловек-полуробот. У него металлическая рука, половина ноги, в мозгу что-то не то и камеры вместо глаз. Так что фантастика у нас всего лишь помогает реальности.
На площадку к этому времени прибывает Сергей Шнуров, которого ждет непростая роль. Сам музыкант относится к своему участию в фильме философски: «Я не боюсь умирать в кадре, здесь я совсем не суеверен. Мы ведь в жизни умираем много раз – первый раз я умер года в три, в детском саду, когда играл в войнушку». Единственное, что беспокоит Шнура, – то, что нос его был неоднократно сломан, и ему не хотелось бы снова испытать все «радости» травм в стычке с плоскогубцами. Впрочем, реквизиторы тщательно подготовились к съемкам – Сергей спустя пару секунд после знакомства с инструментом уже охотно позирует фотографам.
А мы возвращаемся к Илье Найшуллеру:
– Кого на площадке играет Сергей Шнуров?
– Он один из охранников. Выделяется среди остальных тем, что герой хватает его плоскогубцами за нос и таскает, чтобы выведать информацию. Хорошая идея, я знаю. Это не личная месть какая-то, мне просто нравится Сергей, нравится группа «Ленинград». У нас был список, кого бы мы хотели увидеть в таком образе, там был и Шнур. Мне говорили, что он не согласится, зачем ему это нужно, но я решил спросить его самого, мы познакомились, и он сказал: «Давай!»
– С остальными актерами все было так же просто?
– Да. Надо просто пробовать. Мне в самом начале один умный человек сказал: «Пробуй. Что ты теряешь? Нет? Нет, до следующего раза». Пока все, кого мы хотели у нас видеть, давали согласие.
– Как вы подбирали актеров?
– Все пошло от сюжета. Когда я понял, что 90-минутный клип у меня не получится, я начал писать сюжет. Сперва хотел сделать одного из героев украинцем, но потом мы подумали, что нам нужен англоговорящий актер, чтобы мы могли пускать фильм в международный прокат. Стали думать, кого из американцев, англичан можно было бы позвать. Когда лично меня спросили, я предложил Шарлто Коупли. Все оказалось просто, мне дали его скайп, мы проговорили несколько часов, и он согласился. Сначала даже не сниматься согласился, а приехать поговорить. Но мы уже тогда поняли, что раз он решился ехать в далекую страну, к неизвестному режиссеру, в безымянный проект с непонятным бюджетом, то он уже наш.
– Участие Шарлто – это не просто рекламный ход?
– Нет, мы используем его как актера. Не такого, что он появится на две секунды, а мы потом на постер его поставим.
– А Данилу Козловского сложно было заполучить?
– Нет. Актеры же тоже любят удивлять зрителей новыми жанрами и новыми образами. Если Коупли уже играл в научной фантастике, то Данила – нет. Нам нужен был российский актер, потому что мы хотели оставить какую-то русскую частичку в фильме, эта экзотика очень ценится в мире. Поэтому мы отказались от американского актера в роли злодея и позвали Данилу.
– Образ слепого альбиноса был прописан в сценарии?
– Что-то было прописано, что-то мы добавили на этапе проб грима.
– В клипе вы присутствовали в кадре. Здесь появитесь?
– Да.
– Это большая роль или вас снова походя убьют?
– Не буду рассказывать, вы увидите. Я очень хочу быть актером и знаю, что у меня получается.
– Мы видели во «Все и сразу»…
– Ну, там у меня был отличный режиссер. Роман Каримов знал, что он от меня хотел. Я только исполнял.
Кстати, о коллегах Ильи. Публичные похвалы со стороны маститых режиссеров, актеров и музыкантов в адрес музыкального видео, снятого Найшуллером, стали настоящим сюрпризом для него самого и его поклонников. Вот что думает об этом сам герой новостей:
– Осознали ли вы, чем ваш клип так зацепил, что на него обратили внимание такие известные люди?
– Тут достаточно просто все. Мы сделали что-то новое, что-то интересное, и сделали это качественно. Плюс мы неизвестны, это очень помогает на первом этапе. Когда появились все эти оценки, я не ожидал. Я не смотрел ролик полтора года, недавно взглянул и понял в принципе, что людей зацепило. Но тогда да, это удивило. Ну и подфартило нам тогда, конечно…
– Чье внимание вам наиболее польстило?
– Все было неожиданно. Никто же не думал, что Даррен Аронофски, который снимает «Черного лебедя» и «Ноя», тепло отзовется о том, что от него так далеко эстетически. Два человека, которые лично мне запали в сердце, это Уильям Фридкин, режиссер «Изгоняющего дьявола» и «Французского связного», и Роберт Родригес, который сказал, что это лучшее, что он видел за десять лет. Ну и еще я встречался с Пак Чхан Уком, режиссером «Олдбоя», и он спросил меня, как мы снимали некоторые из сцен. Я сижу и думаю: «Он меня спрашивает, как мы снимали? Это я должен спрашивать, как ты все снимал!» Это было самое-самое.
– В России вы попали под прицел компании Bazelevs. Насколько велико было влияние продюсера Тимура Бекмамбетова на новый фильм?
– У нас прошло сто смен, снимаем мы больше года, но кроме поддержки и уважения к тому, что я делаю, мы от Тимура ничего не слышали. Все на уровне «Хочешь вот это попробовать? Делай». Мне очень понравились его слова, которые Бекмамбетов сказал мне в самом начале: «Это ваш поезд. Я просто хочу на нем проехать». И вот мы едем в этом поезде, Тимур заглядывает иногда в купе и говорит: «Вы молодцы. Поезд классный». На площадке он был всего два раза, и это очень здорово. Значит, есть полное доверие и взаимопонимание.
Заключительная смена подходит к концу, а нам хочется вернуться к началу и при этом заглянуть в будущее:
– Илья, что казалось самым сложным перед запуском проекта?
– Боялся, что не получится сделать из клипа фильм. Пять минут беготни в клипе – это весело, для 90-минутного фильма нужно больше начинки. Но ничего, посидел, подумал, набрали фишечек, примочек для целого фильма. Обязательно нужен был сюжет, без сюжета фильм не получится. Мы придумали историю.
– Насколько вам удалось сочетать экшен и драматургию в этой истории? Не уснет ли зритель на диалогах и не поспешит ли покинуть зал от отсутствия мысли?
– Мы сделали первую сборку монтажа, ощущения перекоса в какую-то из сторон у нас не было. Хронометраж еще укоротится, все станет компактнее, плотнее, мы рассчитываем, что скучно не будет никому. Нет заранее определенного соотношения между драмой и экшеном, но мы постараемся быть максимально близкими к идеалу. Кроме того, у нас есть замечательные актеры, которые тянут на себе драматургию, на них интересно будет посмотреть. За это я не переживаю.
– Кассу уже прикидывали?
– Я скажу так. Деньги – это бонус. Это мое любовное письмо видеоиграм и фильмам. Я очень надеюсь, что «Хардкор» выйдет в России, в Штатах хотят видеть наше кино, то, что я показывал, уже хвалят. Наша задача – сделать все максимально качественно и интересно. А дальше – как пойдет.
– Какое будет продолжение всего этого?
– Скажем так – я знаю, что будет дальше.
Выход фильма «Хардкор» в прокат ожидается в феврале 2015 года. Нам остается только пожелать Илье Найшуллеру удачи на этапе постпродакшена и ожидать в кинотеатре конечный результат – необычный фильм-эксперимент, который обязательно вскружит голову каждому зрителю.