В отличие от первой части грандиозного полотна Триера, второй фильм более приземлен, жесток и депрессивен. Просмотр превращается в настоящее испытание духа, хотя лента и не лишена фирменной иронии автора
Вторая часть истории Джо, выворачивающей свою душу отшельнику Селигману, раскроет ту часть жизненного пути женщины, которая связана с поиском ею утраченной некогда удовлетворенности от секса. Женщина ищет новые способы, новых мужчин, новые чувства, но постоянно возвращается к тому человеку, который стал точкой отсчета для нимфоманки.
Необычайно сложно подходить к препарированию последней на сегодняшний день картины Ларса фон Триера. Известно, что режиссер имеет свой взгляд на то, что из себя должна представлять «Нимфоманка», в его представлении история Джо – это семичасовое эпическое полотно. Прокатная версия на треть сокращена и вдобавок разделена на два фильма, что, с одной стороны, несколько размывает общую картину, а с другой – дает возможность для двух оценок, для сравнения двух частей и двух Джо.
Для начала сделаем попытку сравнить два фильма. Без всяких сомнений, вторая картина существенно проигрывает первой практически по всем фронтам. Первый опыт, проверка себя, первые чувства, разочарования, взлеты – все это сменяет механика, жестокость, поиски способов, а не эмоций. Место обворожительной Стэйси Мартин в откровенных сценах занимает Шарлотта Генсбур, переводящая зрителя от чувственной заинтересованности к жалости и дискомфорту. Наконец, действию просто некуда дальше развиваться, ведь, по сути, в первом фильме были показаны все основные этапы роста Джо до достижения пика, дальше могло быть только падение. Лишь два вопроса оставались нераскрытыми: то, как героиня оказалась избитой на улице, где мы впервые встречаем ее, и то, чем закончится разговор Джо и Селигмана, как оба героя переживут этот выплеск воспоминаний. Надо сказать, что исчерпывающие ответы даны на оба вопроса, зрители не останутся в недоумении, другое дело, что от ожидания кульминации просто устаешь, даже если смотришь фильмы по отдельности и с перерывом. Что уж говорить про полную версию.
Если же попробовать оценить задумку Триера целиком, то здесь наверняка найдется место для множества трактовок и всего спектра оценок, от категорического неприятия до поклонения и восхищения. Очевидно, что автор этого и добивался. Его картина – это, по одной из версий, определенного рода вызов и провокация, попытка посмотреть, что критики и зрители смогут выдержать, чему смогут дать научное и культурологическое объяснение, насколько широко можно будет раскрыть дверь, ведущую в чужую спальню. Если первый фильм позволил Триеру приоткрыть створку и подглядеть в основном за тем, что таится в постели, то вторым фильмом двери раскрыты настежь, и на свет божий появляется не только красота тела, но и мусор в голове, неустроенный интерьер, проблемы социализации и неспособность к материнским чувствам.
При том, что Триер во второй части (не будем все-таки забывать, что для него это один фильм) использует те же визуальные, нарративные и демагогические приемы, смотрится это уже не так свежо, как в первый раз, хотя по-прежнему некоторые ходы и сравнения могут удивить и позабавить зрителей – теперь в беседе Джо и Селигмана возникнут вопросы церкви, альпинизма, групповой терапии и творчества Йена Флеминга. Но кажется, что автор уже сам порядком устал, как пловец, заплывший до середины реки: и обратно поворачивать как-то стыдно, и вперед грести так красиво уже не получается. У Триера, впрочем, есть козырь в рукаве – самоирония. Во второй части фильма «Нимфоманка» режиссер настолько явно обращается к одной из своих предыдущих работ, что многим может прийти на ум, а не попрощался ли с нами мастер-провокатор этим фильмом?
Как ни призывает слоган фильма «забыть о любви», к финалу картины у главной героини это чувство только обостряется. Любовь действительно оказывается секретным ингредиентом, о котором говорилось в первой части, но во всей той погоне за плотскими наслаждениями Джо осталась за бортом полноценной жизни. К эпилогу она подходит без семьи, без работы, без цели в жизни, все, что у нее остается, – воспоминания о том, за что женщина себя корит. Женщина корит, а режиссер – нет. Ларс фон Триер оставляет в финале темный экран, такой же, каким история начиналась, только звуки из этого непроглядного мрака доносятся совсем иные. Автор не стал менять свою героиню, он просто закрыл глаза и предоставил нимфоманке действовать самой. Все равно ничто не может эту силу остановить.
С 6 марта в кино.