«Д'Артаньян и три мушкетера» пришлись на конец томительного лета 70-х. Пока фильм долбили в прессе как дятлы, обложка «Советского экрана» с Боярским стала иконой.
Конечно, 70-е были сердцем эпохи застоя. До них, соответственно, были 60-е, и если это была оттепель, то не обязательно, что после нее опять наступила зима. Нет, скорее после нее наступило лето – томительное, пустое лето 70-х. Это был обморочный дневной сон в жару, бесконечно вредный, но засасывающий. Он протянулся до ранних 80-х, а потом советское летоисчисление стало кривиться, пошло пузырями, от него понесло абсурдом и истерическим весельем. Над своими снами хотелось смеяться, они выглядели просто жалкими.
Но опять все изменилось, сегодня все, кому удалось в то время поспать, а потом проснуться, то есть, те, кто тогда был ребенком или подростком, бесконечно перебирают в памяти и разговорах – зеленые крышечки от кефира и голубые – от молока. Колготки в рубчик, «Комсомольскую правду», автоматы с газировкой, «Утреннюю почту», «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», «Голубой огонек», программу «Время». На каждое словосочетание в их памяти выскакивает ожившая картинка, Игорь Николаев, орешек знаний тверд, «Бонни М», Алла Пугачева, магнитофон «Маяк», колготки в рубчик вечно перекручивались на ногах, сливочного масла не достать.
На тех, кто помладше, строго говоря, кто в дети годится детям застоя, все эта ассоциативная цепочка уже действует как звуковая сирена, вызывающая панику и бегство. О боже – сколько можно про крышечки. Дети застоя не успели постареть, они еще в чем-то дети, но у них уже есть неприкосновенный запас старичка – уникальная, невосстановимая, вещественная память, то, чем нельзя поделиться, чего нет в реальности. Но для них это был сон детства, и уже никто не спорит, что сон был веселым и спокойным. Бедным? В детстве сон не может быть бедным – это какой-то нонсенс.
Это про каких-то неблагодарных детей, честное слово… А они все-таки были довольно бедными, но не знали этого, а значит – были благодарны каждой ерунде, не говоря уж о таких значительных вещах, как кино, или конкретно – музыкальная комедия, редкий по тем временам подарок.
Когда на зрителя в 1979-ом году выехали, спокойно покачиваясь в седлах, четыре самоуверенных молодых красавца в плащах, шляпах с перьями, выехали и запели – все сердца открылись для них в один миг. Нет, вру, не все – было много недовольных. Это какая-то насмешка над Дюма – кричали буквоеды, это какая-то Одесская киностудия, а не Дюма. Критики поддерживали – фильм долбили в прессе как дятлы за сомнительные художественные достоинства. Но люди хотели петь и смеяться – и делали это при первой возможности, а возможности на дороге не валялись. Песни на музыку Дунаевского орали на улицах, а фотография Боярского в голубом батнике и черной водолазке работы Валерия Плотникова – обложка «Советского экрана» была иконой.
Сегодня режиссер Юнгвальд-Хилькевич может сколько угодно костерить советскую власть и кино-начальство – за то, что серию нужно было снимать за двадцать дней, за то, что реквизита можно было купить не больше, чем на пять рублей на один чек, за то, что не было съемочного крана и еще по тысяче объективных причин. Ну, наверное, по этим причинам происходящее на экране выглядит с трудом переводимым искусством – ну, не как Гоголь, но, скажем, специфичным. Если у режиссера есть поводы обижаться на советскую власть – это его неотъемлемое право, но историческая комичность в том, что никакие другие, лучшие «Мушкетеры» нужны не были. Нужны были эти, с качеством Одесской киностудии, с негустым кадром, местным реквизитом и местными шуточками, эдакая иллюстрация Дюма, нарисованная не тушью, а шариковой ручкой.
Там давали жару международного уровня звезды – Фрейндлих, Терехова, Табаков, и блистали просто очень хорошие, по-настоящему драматические. Разгульная и нетрезвая атмосфера съемок читалась вторым планом на экране и была зрителю любезна и знакома. Все выглядело по-домашнему, но было весело и очень активно, и в целом это успокаивало тех, кто не очень хотел беспокоиться и отвлекаться на чужой, незнакомый праздник.
Сегодня «Мушкетеры» продолжают обладать ценностью, ведь про них можно не гудеть сиреной, не рассказывать, а показывать младшим, проверять, действует ли еще обаяние. И если окажется, что их не трогает «Пора-пора-порадуемся на своем веку», то молодых можно понять, потом на них плюнуть и досмотреть фильм в одиночестве. Лето, детство, черно-белый телевизор…