Михаил Швейцер: Жизнь должна быть трудной

Михаил Абрамович, несмотря на сложности, вы приступили к съемкам новой картины?

Да, я начинаю делать новый фильм. Не очень азартно. Мешают обстоятельства жизни. Это картина чеховская, и она должна делаться без апатии. У меня это уже третья чеховская картина. В 1970г. я снял "Карусель", где была история с продолжением, возникающая из чеховского рассказа "Роман с контрабасом". По этому рассказу я понял, что ранний Чехов так же велик, как Чехов поздний. Это был один из первых советских фильмов, который купила компания Би-Би-Си. По этому же принципу мы сделали картину "Маленькие трагедии". И Пушкина я воспринимаю как одно целое, и любого художника ощущаю так же. Мы взяли все произведения Пушкина из Болдинской осени как единое размышление о жизни. Тут невольно делаешь шаг к пониманию мира как некоего единства. Всякий распад приводит к смерти – духовной или физической. Возьмем распад Советского Союза. Он будет идти до конца. Сделали это торопливо и воровато: где-то собрались люди, что-то решили и поставили всех перед фактом. Как сказал Лев Толстой устами Левина: "У нас все переворотилось и только еще укладывается". Это было сказано лет через 16 после великой реформы, после отмены крепостного права. И еще не успело уложиться, как настала Октябрьская революция. Люди после нее 70 лет "укладывались", а их опять расшибли. Это делают неумные и неталантливые люди. Я очень сожалею, что страна перестала существовать. Прибалтийские киномастера, например, Желакявичус, чувствуют себя сейчас ничем. Была общая культура. Все мы в разных республиках при всей сложности жизни всегда чувствовали поддержку друг друга. Это было важно и для меня лично. Каким только испытаниям я ни подвергался: ведь меня и гоняли, и увольняли как еврея…

Как еврея?..

Было антисемитское поветрие в 1951г., когда разоблачали так назывемый космополитизм. Однажды мы с женой прочли где-то статью "Моня из Жмеринки", и я сказал: "Пожалуй, на студию сегодня не пойду. Воздержусь". Вообще-то я пришел на "Мосфильм" после 1944г. из ВГИКа и работал ассистентом режиссера у Михаила Ильича Ромма. А в 1951г. меня решили уволить по сокращению штатов, несмотря на то, что я считался одним из лучших работников и готов был "снести золотое кинематографическое яйцо".

Ваша жена, Софья Абрамовна Милькина, работала с вами постоянно вторым режиссером?

Это в титрах стояло, а на самом деле мы всё делали сообща. Мы познакомились 50 лет назад на "Мосфильме" и с тех пор работаем как сотоварищи. Она от многого меня ограждала. Это сложные отношения, многое в наших картинах наполнено ее энергией и слезами. Ведь всегда хочется полегче сделать, а она не дает. Надо переснять что-то, но не хочется, а она настаивает – и правильно делает.
Здесь была империя зла, но сколько в этой стране создано прекрасного, вещей великого вдохновения и великого настроения. Когда у человека плохое настроение, он не может сделать ничего выдающегося, талантливого и высокого. Говорят, несчастны были Булгаков, Мандельштам, Пастернак… Но ведь все же выразились! Это самое главное для художника: выразить себя, и привет всем! Я считаю, что жизнь должна быть трудной. По идее, по заповедям. В поте лица вы должны зарабатывать хлеб свой, иначе скурвитесь. Особенно глубоко знал душу человека Иисус Христос. Он, в сущности, сказал: хотите жить неповторимо и быть лучше и лучше? Тогда вы должны соблюдать определенные правила. И больше ничего. Вот вам проповедь. Она очень коротка, но в ней все сказано. Вот так будете делать – станете людьми в самом высоком смысле слова. Так вы задуманы, такими и должны быть. А не будете соблюдать правила, тогда вам пропадать, расшибаться. Соблюдать заповеди – это все равно, что соблюдать правила дорожного движения. А следовать им – непросто. Так устроен человек, поэтому жизнь человеческая задумана как некое трудное длинное мероприятие, но в ней некий свет и некое человеческое начало и идеи, которые стоят того, чтобы потрудиться. В поэме Гоголя "Мертвые души" Чичикову сказал откупщик Муразов: "Очерствела душа, и нет такой охоты для добра, какая есть для приобретения имущества".

Это очень современно…

Я об этом и говорил на съезде кинематографистов. И это очень плохо, и будет еще хуже: перережем, передушим друг друга. Вот почему, когда провозглашаются какие-то лозунги в масштабе страны, они так важны. "Царство Божие нудится", то есть Царство Божие силой завоевывается. И Муразов говорит Чичикову:
"Если вы не можете делать добро естественно, то делайте его насильно, против своей натуры, потом привыкнете. Это станет постепенно вашей натурой". Люди не хотят жить трудно. У Достоевского есть такое определение "нетерпеливый нищий". У нас тоже: нетерпеливые нищие должны сейчас и немедленно получить свою милостыню. Грустно и гневно становится, когда думаешь, какие люди занимаются политикой. Люди, которые не представляют последствий своих действий. Истинная власть – это власть-служение отдающего себя в добровольное рабство для того, чтобы жизнь стала лучше. А если они с этого имеют хоть копейку, все пропало. Когда богатый юноша пришел к Христу и хотел пойти за ним, Христос сказал: "Сначала раздай все, что у тебя есть, потом приходи". И юноша опечалился.
Сейчас я для кино практически не существую. Я прожил свою жизнь трудно. Если говорить о нашей интеллигенции, то мы – люди нищие. Я ни разу не сделал ни одной партийной картины. Я снял антипартийную картину "Тугой узел", и фильм не вышел на экран.

Назовите, пожалуйста, ваши первые фильмы.

Самая первая моя картина – "Кортик", затем "Чужая родня", "Мичман Панин" со Славой Тихоновым в главной роли. Потом было "Воскресение" по Толстому. К Толстому меня обратил Эйзенштейн. Во ВГИКе я учился у Эйзенштейна, и он нам для диплома велел делать две части (20 минут – Н.Р.) "Войны и мира". Ко мне Эйзенштейн очень хорошо относился. Его мощь была в том, что он брал художественное произведение и показывал процесс создания этого произведения. Он объяснял, какими путями идет художник к душе читателя и зрителя.

Какова его самая отличительная черта, которая проявлялась внешне?

Он никогда ни о чем не говорил всерьез.

Вы тогда понимали, что Эйзенштейн – гений?

Нет, этого я не понимал, но знал, что он может зажечь, возбудить невероятный интерес к тому, чего ты раньше не знал. Я часто бывал у него дома, и он очень многому меня научил, рекомендовал мне много научных книг, и я постепенно стал понимать его. Он радовался, что есть человек, который его понимает. Он был женат на замечательной артистке Елизавете Александровне Телешовой. Она ему помогала на съемках картины "Бежин луг" работать с актерами. Весь фильм он сначала рисовал на бумаге. Все остальное было для него рядом компромиссов в работе над фильмом. К сожалению, многое из того, на что он рассчитывал и что полагал для себя существенным, так и оставалось в его воспаленном воображении. Многое зрители не могли понять. Для него было важно, как сидит на троне маленький Иван (Иван Грозный – Н.Р.), как его ножки не достают до пола. Он придавал этому огромный смысл, колоссальное значение. Для него имело значение фрейдовское – когда к молодой матери Ивана пришли враги, и то, как они с ней обращались. И маленький Иван это видит, и виденное в детстве накладывает свою печать на всю судьбу царя. Я учился у Эйзенштейна как раз в тот период, когда он снимал "Ивана Грозного", и приходил к нему на съемки.

Вы в полной мере можете себя считать учеником Эйзенштейна?

Я ученик Эйзенштейна. Когда мы привезли в Локарно на кинофестиваль фильм "Воскресение", все журналисты отметили в картине влияние Эйзенштейна. Я помню многие его заветы. Во второй серии "Воскресения" есть проход каторжников по Москве. Я очень люблю этот эпизод. Я его делал, внутренне прикидывая, как бы Сергей Михайлович это сделал, что бы он сказал. Картина "Время, вперед" тоже сделана под большим влиянием Эйзенштейна. Я вообще считаю эту картину своей лучшей. Она сильна и в смысле мастерства, и в смысле искренности.

У вас много фильмов, снятых по произведениям классиков. Почему вдруг вы сняли "Послушай, Феллини"?

Здесь много биографического. Я даже думал, что удастся показать самого Феллини. Задумывалась картина, когда он был жив, здоров. В этом фильме – мое обращение к Феллини. Я там выразил довольно полно свое отношение к жизни.

Многие поняли фильм как трагедию актрисы.

Это фильм о том, что не состоялось. В нем есть немного чеховского.

Это о творческих людях?

Конечно. Здесь и адресат – творческое лицо.

В фильме снялась Людмила Гурченко. Есть ли у вас любимые артисты, с которыми вы чаще работаете?

Я редко снимаю новых людей. Я люблю и снимаю Калягина, Куравлева, Ларису Удовиченко, Трофимова.

Нечасто в последнее время показывают ваши картины на телевидении. В чем причина?

"Мосфильм" теперь телевидению картины за большие деньги продает. Я очень просил их отдать на телевидение для показа мои фильмы к моему семидесятипятилетию, но прошел только "Золотой теленок". Очень хотелось бы, чтобы мои работы видели зрители. Я никогда не просчитываю картину: полагаю, что если это интересно мне, то должно быть интересно и другим. Когда я смотрю снятое во время перезаписи, то и сам получаю удовольствие. Созданное чему-то учит меня, что-то дает мне. И хочется, чтобы зритель тоже понял и почувствовал мои фильмы.