Рецензия на фильм «Черный лебедь»

Старательная балерина Нина (Натали Портман) готовится к премьере "Лебединого озера", получив в постановке партии обоих лебедей. Проблема в том, что, согласно замыслу режиссера (Венсан Кассель), для роль Черного лебедя отличнице Нине надо разбудить свою темную сущность. Что она с успехом и делает.

Нина – труженица станка и пуанта – увлечена в этой жизни исключительно балетом. Живет с мамой и мягкими игрушками. Утром едет на метро в театр, вечером – обратно. Хорошая, послушная девочка, никаких слабостей. Разве что иногда расцарапывает себе спину в кровь. Ну, просто Нина считает, что из спины у нее лезут лебединые перья.

"Черный лебедь" задумывался Аронофски как рифма к «Рестлеру»: тоже история про самоуничтожение ради искусства. То, что классический балет принято считать более высоким жанром, чем рестлинг, а расплывчатый Микки Рурк с Натали Портман вроде бы не слишком похожи – не суть. Когда балетная прима, багровея от смущения, выговаривает, что стремится к "совершенству", – это примерно о том же, что и кряхтящий от напряжения пожилой человек в блестящих колготах. Даром, что "Рестлер" был рассказан языком производственной драмы, а "Черный лебедь" – языком "все, что вы хотели знать о манипуляциях зрительским сознанием, но боялись спросить". Проводя предсказуемую птичью аналогию, "Черный лебедь" стараниями Аронофски – как гнездо сороки: бусинки, перышки, блестки. Все, что хочется видеть в кино: «Шоугерлз» от классического балета встречают «Муху» Кроненберга, интриги, безумие, лебединые перья, демоническая хичкоковская мама главной героини, Мила Кунис и Натали Портман целуются. "Черный лебедь" – вне категорий вкуса, вне деления на высокие и низкие жанры, вне градаций "А", "Б" и "Ц". Из типовых жанровых кубиков (цветастый фильм-балет, мелодрама с фрейдистским уклоном, триллер про насекомых) Аронофски составляет конструкцию, которая, кажется, тянет на вечную. Жонглирует какими-то недорогими стразами, а получается алмазный фонд.

Самое глупое, что можно сделать с этим фильмом – это попытаться обвинить его в пошлости или вторичности. "Черный лебедь" – кино, которое с равным успехом можно сравнивать с классическими "Красными башмачками" 1948 года и "Дневниками красной туфельки" в субботнем телеэфире (что с успехом и сделали в The New York Times), – и то и другое будет верно. Аронофски, которому после всех аплодисментов и освистываний уже никому ничего не нужно доказывать, в "Черном лебеде" удалось сделать кое-что очень важное: вернуть очевидно авторскому, недетскому и немассовому кино непосредственность. Разделения, при котором арткино – это когда нужно морщить лобик, а за всем остальным – к комиксам, роботам, вампирам и старшеклассницам, больше нет. "Черный лебедь" можно смотреть как захватывающий триллер о безумии или мелодраму о стройненьких танцовщицах. А можно видеть в нем высказывание о природе искусства и цене, которой оно дается. Стоит ли стремление к совершенству развинченного сознания, связи с реальностью, жизни? Особенно если вспомнить, что под совершенством имеется в виду спектакль про заколдованную птичку. Естественно, никаких ответов не будет, но вообще если вопросы задает человек, который в фильме «Фонтан» /Fountain, The/ (2006) вместо компьютерной графики использовал макросъемку химических реакций, со стремлением к совершенству у него, кажется, все в порядке.