Рецензия на фильм «Фабиан – полёт в пропасть» — драму о маленьком человеке в жерновах Веймарской республики

Берлин 1931 года — бурлящий котёл, в котором Якоб Фабиан (Том Шиллинг) пытается по мере сил вариться: о том, чтобы быть выловленным черпаком истории, пока речи не идет. Молодой человек посещает публичные дома, заглядывает и в прочие сомнительные заведения — живет свою, может, и не лучшую, но точно не худшую жизнь: есть пространство для находок, есть и место для потерь. Последних, впрочем, становится все больше и больше, а потому Фабиан начинает понемногу разочаровываться в мире, будто предчувствуя будущий коллапс — не столько личный, сколько общественный.

«Фабиан — полет в пропасть» — экранизация полуавтобиографического романа Эриха Кестнера «Фабиан. История моралиста». Выгодное отличие этого произведения от прочих упражнений в жанре «ах, как же мы не углядели, всё же было так очевидно» — год написания, 1932-й. Видимо, Кестнер все осознал еще тогда, однако, в отличие от многих коллег, отказался выезжать из страны и, что самое удивительное, относительно благополучно пережил самые темные времена.

Том Шиллинг в роли Якоба Фабиана на кадре из фильма «Фабиан — полет в пропасть»

Роман «переоткрыли» в 2012 году, когда спустя 80 лет наконец-то вышел английский перевод. Вероятно, именно на этой волне интереса было принято решение о создании киноадаптации. Впрочем, уже второй, первая была в далеком 1980-м и не снискала сколько-нибудь значимого успеха.

Режиссером картины стал Доминик Граф, автор очень опытный, но не избалованный фестивальными успехами — большую часть карьеры он посвятил телевизионному жанровому кино. И это, что называется, заметно: книжка на две сотни страниц растягивается в трехчасовое полотно, напоминающее то пропущенное звено «Догмы», то так и не снятый российский сериал, то еще что-то столь же невыносимое по форме. Но именно благодаря этой калейдоскопичности, казалось бы, несовместимых элементов «Фабиан» оборачивается чуть ли не червоточиной пространства-времени.
Том Шиллинг здесь напоминает скорее не своего же Курта Барнета из «Работы без авторства» — тоже очень крупной картины о былых временах, — а протагониста из «Простых сложностей Нико Фишера», персонажа нисколько не исторического, лениво-двойственного, не отличающего главное от второстепенного. Но если Нико из начала XXI века мог себе такое позволить, то Фабиана из 1930-х хочется пожалеть, кажется, жернова времени неминуемо перемелют его. С другой стороны, опыт автора первоисточника будто бы доказывает обратное, в конце концов Кёстнер лично наблюдал за сожжением своих книг, а потом как-то жил дальше.

Том Шиллинг в роли Якоба Фабиана на кадре из фильма «Фабиан — полет в пропасть»

Там, где большинство авторов не могут удержаться от показа радостно салютующих масс под тревожную музыку, Граф остается верен своему герою. Несмотря на все лобовые приметы эпохи, режиссер не выходит к набившим оскомину обобщениям, а сосредотачивается на истории «маленького человека». Что это, точное следование литературе или отдельное сознательное решение, остается только гадать, но, наверное, и не так это важно, главное, что Фабиан благодаря этому до конца остается осязаемым персонажем, а не функцией на графике варваризации общества.

Саския Розендаль в роли Корнелии на кадре из фильма «Фабиан — полет в пропасть»

Главной приметой предвоенной массовой культуры является избегание главного, закрывание глаз перед слоном в посудной лавке. Понятно это становится обычно только постфактум, и тогда на арену выпускают тех редких авторов, про которых можно сказать «смотрите, он всё знал», остальных же, часто не менее талантливых, забывают, забрасывают куда подальше, будто иной роли, кроме как провидческой, у искусства и быть не должно. Кестнера, как ни парадоксально, можно в равной степени отнести и к слепцам, и к провидцам. Знал-то знал, но нет в судьбе драматизма, да и популярность стяжал детскими детективами, умер вообще чуть ли не от алкоголизма — будто бы и не заслужил Олимпа. Наверное, это и правда так, но бури приходят и уходят, эпохи сменяются, а «маленькие люди» остаются. При удачном стечении обстоятельств Фабиан, а значит, и его создатель могут прожить гораздо дольше, чем всякие крестообразные знаки с загнутыми концами и их предвестники.

Доминик Граф создал идеальную экранизацию, причем будто бы одновременно и благодаря, и вопреки всему предыдущему опыту. Благодаря, потому что, кажется, только такой преданный жанру, а не собственным творческим амбициям, автор мог так аккуратно, не добавляя практически ничего от себя, перенести на экран кусочек массовой культуры уже почти вековой давности. Вопреки, потому что практически избежал тех же жанровых шаблонов, которым следовал столько лет, позволил материалу управлять собой, не стал подстраивать текст под заданные рамки. Часто этот самый материал тяжел в усвоении: он одновременно и банальный, и уникальный, но именно в этом противоречии становится наследником и отца-режиссера, и деда-писателя, и себя-героя, а значит, все-таки внутренне точен.