Любезное напоминание от Александра Пэйна, что мы все еще живы.
Новогодние и рождественские фильмы — совершенно особенный жанр, к которому неприменимы унылые кинокритические критерии. Водить хороводы слов вокруг нарядной елки — занятие совершенно неблагодарное и, по правде говоря, пустое: праздничные релизы — лекари, которые чинят проверенными методами раны, накопившиеся за предыдущие 365 дней. Можно сколько угодно крутить во все стороны шар с медленным снегом, обсуждать, что олененок внутри не слишком симпатичный или пузырь воздуха маячит на верхушке, — толку никакого! Стоит колбу перевернуть, и мерцающая магия начинается: в глазах необъяснимо и неукротимо появляется блеск, а на сердце становится легче, даже если ноги только что отдавили в очереди за баснословно дорогими подарками.
Новогодние картины нуждаются не во мнениях или обсуждениях, а в дружеских и теплых рекомендациях. Очередной релиз пополняет список презентов, которые можно подарить сразу нескольким адресатам. «Оставленные» Александра Пэйна — идеальный пример хрупкого (с)нежного сокровища: лента по природе своей ненавязчивая и вкрадчивая будто и есть рекомендация, деликатный совет или даже скромное предписание уставшего психотерапевта — время болеть минуло, пришла пора выздоравливать.
Шершавая пастораль академии Бартона во время рождественских каникул 1970 года: воссоединение с семьями, увы, ждет не всех. В кампусе остается заведующая кафетерием Мэри (Давайн Джой Рэндольф), несколько разновозрастных мальчуганов и профессор истории Древнего мира мистер Ханэм (Пол Джаматти), который не нравится ни коллегам, ни ученикам и носит прозвище Косоглаз. Для преподавателя праздники на рабочем месте нечто вроде дисциплинарного взыскания за чрезмерную упертость (а скорее за дурной характер — эффект накопительный). Мэри оплакивает сына, который не вернулся из Вьетнама, и не готова покинуть место последний встречи. Младшеклассники оказались слишком далеко от семей (мормонов и корейцев), а выпускники утомили родителей — задиристым нравом, вечным непослушанием, капризным, а может, и оправданным бунтом. Обиднее всего Ангусу (дебютант Доминик Сесса) — он узнал об отмене поездки, стоя с чемоданом в руках.
«Оставленные» еще издалека выглядели знакомыми и приветливыми: то ли обаяние новогодней ретро-обертки и визуальная поэтика пустых коридоров, где только что кипела жизнь, полная гормональных перепадов, а теперь лишь перепады отопления сотрясают воздух. То ли горькая улыбка Пола Джаматти — пронзительного артиста сумасшедшего диапазона, который вечно стережет партии второго плана. То ли проверенные временем крепкие рукопожатия Александра Пэйна — в картинах режиссера («О Шмидте», «Потомки», «На обочине») даже не самые симпатичные и эмпатичные узники одиночества учатся исповедовать чувства другой природы. Статус мгновенной новогодней классики картина заслужила еще до релиза, и, в общем-то, если вернуться к функциональной стороне этого письма от журналистки к зрителям — маркер исчерпывающий, чтобы незамедлительно начать лечение кашля тоски изнутри микстурой кино.
К сожалению (то есть, разумеется, к счастью), рецепт чистой совести не предполагает чуда и волшебных резолюций. Пэйн не собирается никого обманывать боем курантов: полночь, сжав в объятиях чистый календарный лист, не дарит новую жизнь. Поступки, решения и осознание, что добро — процесс, а не результат, помогают стать хорошим человеком не завтра и в следующем году, а прямо сейчас. В выведенной поисками диалога морали нет даже попытки сыграть в назидательность, свойственную Чарльзу Диккенсу, или попытаться вразумить гостей грустного праздника.
«Оставленные» — кино чрезвычайно деликатное и аккуратное, даже любезное: Пэйн бережно и с достоинством относится и к драматургии, и к жанрам, и к артистам. Линии героев сойдутся и разойдутся, печаль каждого будет проговорена сквозь обиды и слезы и услышана вопреки гордости и отчуждению. И даже излечена. Пожалуй, не до конца, но и каникулы почему-то длятся не вечность, а всего две недели. Покосившаяся и скудная елка утром 25 декабря приносит радость, только если позволить себе улыбаться. Угрюмое сиротство как внутренний климат сменится общей тоской, одной на двоих и на троих: профессор и ученик обнаружат больше сходств, чем противоречий (вплоть до наполнения аптечки), а Мэри вспомнит о живых и оживет сама. Впрочем, все трое.
В стагнацию замершего кампуса подует ветер перемен (добрый, ласковый) — и вынесет оставленных в маленькое приключение, которое руководству придется объяснять экскурсией в Бостон. Разве мог 2023 год (или 1970-й, какая разница) закончиться иначе, чем разговорами о Римской империи?
10/10