Голливудская тарантиновщина

Не все, конечно. Но эпоха Нового Голливуда подходила к концу, Фрэнсис Форд Коппола, Мартин Скорсезе, а тем более Стэнли Кубрик и многие другие мастера влились в студийную систему, и казалось, что пространство независимого кино как-то поблекло. На фоне бума блокбастеров и боевиков удачно образуется площадка для дебютантов – кинофестиваль «Сандэнс». Свой творческий путь многие знаковые сегодня режиссеры начинали именно оттуда: братья Коэн с «Просто кровью» и Стивен Содерберг с «Сексом, ложью и видео», Ричард Линклейтер с «Бездельником» и Тодд Хейнс с «Отравой», Уэс Андерсон с «Бутылочной ракетой» и, конечно же, Квентин Тарантино с «Бешеными псами». В 91-м работник видеопроката приехал на фестиваль со сценарием, а уже на следующий год вернулся с готовым фильмом.

Голливуд со своей рафинированной сказочностью в сравнении с кроваво-красным реализмом «Бешеных псов» был детской комнатой, где мальчишки играют в войнушку. Пока на «фабрике грез» резвились качки, которые отделывались парой царапин после дюжины взрывов, Тарантино позволял себе сцену с отрезанием уха полицейскому под динамичный саундтрек Stuck in the Middle With You Джерри Либера и Майка Столлера. Особо впечатлительные выходили из зала (среди них был и создатель «Кошмара на улице Вязов» Уэс Крэйвен), остальные терпели, и лишь немногие, наверное, поражались той непринужденной натуралистичности, с которой подается жестокость у Тарантино.

Сейчас правдоподобность насилия в кино стала конвенциональностью. Авторское кино эксплуатирует натурализм и вызывает отвращение – Арон Ралстон ампутирует себе руку в «127 часах», Джек истязает жертв в «Доме, который построил Джек», а Фриц Хонка расчленяет тела убитых женщин в «Золотой перчатке». В студийном же кино, да и в американской культуре в целом насилие – это разрядка. Сами сцены правдоподобны, но представлены они чаще всего в мистическом контексте («Игра престолов», например). Эксплуатация натурализма необходима не для развлечения, а скорее для снятия стресса.

Тарантино, разумеется, не первым сделал жестокость киногенично-натуралистичной: такой прием для своего первого фильма он позаимствовал у Кубрика, который в «Заводном апельсине» изобразил момент расправы над профессором и его женой (там главарь преступной банды Алекс напевает Singin' in the Rain). Но, в отличие от Кубрика, Тарантино эстетизирует садизм по наитию, зачастую не вкладывая в свои сцены социальных или философских подтекстов. Если бы не возросший уровень насильственной преступности в Штатах (в 90-х он достиг своего пика), если бы не Колумбайн и его последствия, если бы не катастрофа 11 сентября (по Жану Бодрийару, событие, которое мы все воображали), то акцент на избыточной жестокости в работах режиссера мог бы со временем сместиться. Но нет, журналисты из раза в раз интересуются у него, как может быть связано насилие в кино и реальной жизни, а он, неоднократно отрицая это взаимоотношение, в ответ лишь раздражается.

Негодование Тарантино можно понять: сейчас достаточно научных исследований, доказывающих, что причиной агрессивного поведения являются жизненные обстоятельства, а не поп-культура. И все же следует признать, что демонстрация насилия в американской индустрии развлечений в последние десятилетия только усиливалась: в фильмах с рейтингом PG-13 количество эпизодов с применением оружия выросло в три раза с момента утверждения этого возрастного ограничения (1984 год). Проще говоря, спрос на насилие в художественной культуре множился, тогда как число насильственных преступлений сокращалось. Тарантино, может быть, сам того не сознавая, одним из первых предложил Голливуду, да и студийному кино вообще матрицу экранного насилия, одновременно реалистичного, красивого и развлекательного.

В прошлом году в состав Оксфордского словаря вошло свыше ста кинотерминов, многие из которых на русский язык непереводимы. Некоторые описывают уникальный режиссерский почерк: Bergmanesque обозначает стиль Ингмара Бергмана, Tarkovskian определяет фильмы в духе Андрея Тарковского, Lynchian – творчество Дэвида Линча. Замыкает ряд Tarantinoesque, у которого, как ни странно, в русском языке есть эквивалент – «тарантиновщина». Иностранный термин начали упоминать в прессе только в 1994 году, после премьеры «Криминального чтива» на фестивале «Сандэнс», а затем в Каннах (появление французского суффикса -esque в термине отнюдь не случайно). В слово вкладывали все характерные черты фильмов Тарантино: стилизованная жестокость, многочисленные цитаты других кинокартин и отсылки к ним, сатиричные темы, длинные диалоги и нелинейное повествование.

Считается, что, построй Тарантино свой нарратив в «Бешеных псах» и «Криминальном чтиве» в хронологическом порядке, такие ленты, например, как «Помни», «Сука любовь», «Вечное сияние чистого разума», «500 дней лета», никогда бы не существовали в том виде, в каком мы их знаем. Хотя нелинейная структура в кино, да уж тем более в литературе известна давно (сам Тарантино, вероятно, позаимствовал способ изложения у Серджио Леоне из «Однажды в Америке», несмотря на более ранние примеры нелинейного сторителлинга – «Энни Холл» Вуди Аллена или «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса). Однако Тарантино был одним из пионеров (вместе с ним стоит обозначить как минимум Линча с первым «Твин Пиксом»), вводивших моду на сюжет, где эксплуатировались все методы нелинейного построения: флешбэки и флешфорварды, параллельные развития событий и сюжет внутри сюжета, сновидения и ретроспективные рефлексии. С середины 90-х такая техника повествования применялась и Оливером Стоуном в «Никсоне», и Джеймсом Кэмероном в «Титанике», и Терренсом Маликом в «Тонкой красной линии», а начиная с 2000-х подтянулись и многие сериалы: от «Остаться в живых» до «Как я встретил вашу маму». Дальше ретроспекции в сюжетах возрастали по экспоненте: сейчас как в сериалах, так и в полнометражных фильмах они встречаются в разы чаще, чем несколько десятилетий назад.

Если чье-то кинотворчество и можно причислить к спорной в среде культурологов эпохе постмодерна, так это Тарантино. В нем столько реминисценций, такое обилие источников для вдохновения, что необременительно назвать некоторые его работы компиляцией. Что, впрочем, случалось на раннем этапе его карьеры: режиссера обвиняли в плагиате из-за сходства между «Бешеными псами» и гонконгским боевиком «Город в огне». Один студент после шумихи в СМИ даже снял 12-минутную короткометражку с доказательствами заимствований, однако дистрибьютор фильма Miramax позаботился, чтобы работу не показали на публике. Сам Тарантино никогда не скрывал, что подражает другим режиссерам и берет из их фильмов понравившиеся фишки. На выходе у него все равно получается свое кино, без скучных клише и раздражающих штампов. И это важно, ведь сегодняшняя эксплуатация поп-культуры 80-90-х и узнаваемые отсылки к культовым фильмам не что иное, как тренд, сформировавшийся под влиянием влюбленного в кино Тарантино. «Стражам галактики», «Очень странным делам» и «Первому игроку приготовиться» удается привести зрителей в восторг реминисценциями, которые знают все, точно так же как у Тарантино выходит порадовать новым творением любого синефила вроде него самого.

С приходом в кино американского режиссера изменились не только фильмы, но и индустрия: основанная тогда еще неизвестными братьями Харви и Бобом Вайнштейн компания Miramax специализировалась на малобюджетных инди-фильмах и прокатывала не только «Бешеных псов», но и «Криминальное чтиво», «Джеки Браун» с дилогией «Убить Билла». Кассовые успехи подтолкнули крупные студии тоже создавать площадки для проката независимого кино: после неожиданно высоких сборов дебютной картины Тарантино 20th Century Fox создает свою дочернюю компанию Fox Searchlight, выпустившую, в частности, «Мужской стриптиз» и «28 дней спустя».

Удивительно, но с течением времени фильмы Тарантино настаиваются и не теряют вкус, что бы ни происходило: обвинение Харви Вайнштейна в сексуальных домогательствах и движение MeToo, нетерпимость к насилию и захлестнувшая Голливуд волна феминизма. Казалось бы, для постановщика, в первом фильме которого вообще не было женских персонажей, а в остальных их роль нередко сводилась к образу жертвы, тотальная любовь публики приказала долго жить. Может, голливудский мэтр предвидел это с самого начала и именно поэтому его последняя, десятая работа должна стать заключительной? Он по-прежнему планирует завершить карьеру после декады отснятых картин и недавно объявил, что впоследствии намерен писать книги и работать в театре. Для этого теперь уже знаменитого выходца из Теннесси конец – всего лишь начало нового пути.