Хаяо Миядзаки исполняется 81 год! В честь этого мы решили обратиться к творчеству великого японского аниматора и разобрать его на составные части — и, может, наконец объяснить, почему уже столько лет весь мир завораживают миры, созданные этим потрясающим режиссёром.
Задолго до Pixar Миядзаки прославился как автор анимационных картин, которые совершенно по-разному воспринимаются зрителями разных возрастов и одинаково подходят всем. Возьмём, скажем, «Моего соседа Тоторо»: с одной стороны, вроде бы прозрачная история о девочках, встретивших лесного духа, — милая и совершенно бесконфликтная (тут вообще нет злодея и плохих персонажей как таковых).
Но стоит взглянуть чуть глубже, и легко обнаружить рефлексию страха утраты: мама героинь болеет туберкулёзом, и магический эскапизм становится способом бороться со страхом её смерти. Лёгкая на поверхности сказка оборачивается очень личной историей: мать самого Миядзаки была прикована к постели тем же диагнозом, и ему тоже пришлось слишком рано повзрослеть, чтобы ухаживать за ней.
Хаяо не просто так создаёт все эти потрясающие воображение миры, где фантазия тесно сплетается с реальностью. Для него анимация в том числе и вид терапии. В своём творчестве Миядзаки изливает внутреннюю боль, но находит способ подать её без лишней драматизации. Тот же «Тоторо» — не просто история о страхе потери матери. Это пасторальная утопия, мир мечты Миядзаки, в котором детская искренность побеждает любые, даже самые жуткие проблемы, а взрослые относятся с пониманием к фантазиям (а фантазиям ли?) своих отпрысков. Хаяо помещает личную травму в пространство, которое помогает с ней справиться. В реальности у него такого прибежища не было, но автору удалось построить спасительный край для всех своих зрителей.
Поэтому и детские мультфильмы мастера не совсем уж детские. Даже намеренно примитивистская «Рыбка Поньо на утёсе» работает на разные возрасты, ведь её автор обращается к очень понятным человеческим проблемам и не держит зрителя за дурака. Не говоря уже о других, более сложных картинах Миядзаки.
Если попытаться вспомнить наиболее яркие образы из работ Миядзаки, наверняка многие из них будут связаны с техникой. Воздушные суда пиратов из «Небесного замка Лапута», громыхающие бани из «Унесённых призраками», наконец, огромный Ходячий замок, одновременно пугающий и притягательный. В изображении разного рода машин Хаяо явно тяготеет к стилю стимпанк — ему нравятся странные переплетения труб, густой белый дым, скрежет старых механизмов и стук шестерёнок. Миры Миядзаки почти всегда густо населены удивительно детальными аппаратами. В машинах он явно видит такую же настоящую теплящуюся жизнь, как в людях, зверях и духах. Чтобы это понять, достаточно вспомнить одну необычную деталь в «Ветер крепчает» — все самолёты там озвучены голосом человека. Как будто бы ребёнок изображает рокот двигателя и рёв пропеллера.
И у этого увлечения, конечно, тоже есть свои корни. Отец режиссёра, Куцудзи Миядзаки, во время Второй мировой был директором фабрики по изготовлению деталей самолётов, и Хаяо с детства влюбился в эти величественные летающие механизмы. И в то же время проникся искренней ненавистью ко всем, кто использует их как орудие войны (отчасти из чувства вины, что и он из-за отца был к этому причастен). Это заметно и в том же «Ходячем замке», и более всего в самой реалистической работе Миядзаки — как раз «Ветер крепчает».
Тут главный герой — авиаконструктор Дзиро Хорикоси, автор тех самых самолётов Mitsubishi A6M Zero, детали к которым производил отец Хаяо. Человек глубоко увлечённый, мечтающий о небе и раздираемый внутренней дилеммой: он, с одной стороны, хочет подарить людям крылья. С другой — знает, что на этих машинах полетят убивать. Это потрясающее по силе кино, в котором Миядзаки наконец полностью осмысляет свою амбивалентную любовь к машинам и сложное отношение к человечеству вообще. Неудивительно, что после него режиссёр в очередной раз почувствовал, что уже сказал всё, что мог. К счастью, передумал.
Миядзаки не единожды использовал в своих работах образы и идеи японской культуры: тут и синтоистская иконография «Моего соседа Тоторо», и те же духи из «Унесённых призраками» (многих из которых, правда, Хаяо с аниматорами придумали сами). Но у себя на родине он известен как очень западоцентричный режиссёр. Его первая же полнометражная картина — приключенческая комедия «Люпен Третий: Замок Калиостро» — явно вдохновлена европейскими авантюрными романами (в том числе, понятно, циклом Мориса Леблана про гениального вора Арсена Люпена). Да и потом Миядзаки часто будет помещать действие своих мультфильмов либо в Европу, либо в вымышленные города и страны, похожие на нее: что в «Ходячем замке», что в «Небесном замке Лапута», что в «Ведьминой службе доставки», что, наконец, в «Порко Россо».
Последний так вообще обращается к темам послевоенной травмы Первой мировой, смерти Старого Света и зарождения фашизма — не самым очевидным для японского анимационного кино. Ещё удивительнее в этом плане источник вдохновения: Миядзаки признавался, что на создание «Порко Россо» его натолкнули в том числе распад Югославии и обострившиеся там этнические конфликты: автор думал, что после двух ужасных войн в спокойной Европе ничего настолько ужасного произойти уже не может. И в очередной раз вспомнил слова матери о том, что люди-то безнадёжны.
Впрочем, даже обращаясь к европейскому сеттингу, Миядзаки всегда говорит что-то о себе или своей стране. Тот же «Порко Россо» — это не просто нуар в духе «Касабланки», а печальное высказывание о кризисе среднего возраста и синдроме выжившего. Герой превращается в свинью просто потому, что не может простить себе гибель боевых товарищей (а точнее, того, что не умер вместе с ними). Отчасти в этом проявляется чувство вины самого Миядзаки, который, даже будучи взрослым, часто вспоминал о том, как его вполне обеспеченные родители во время войны не помогли случайным людям на улице, пытавшимся укрыться от бомбардировки.
«Ведьмина служба доставки» тоже в этом смысле любопытна. Тут уже никакого фашизма нет, да и травма войны осталась далеко позади. Сеттинг как бы европейского города и атрибуты европейской же фэнтези-культуры (вроде ведьмы верхом на метле) становятся частью универсальной истории взросления и, что важнее, разговора об отношениях города и деревни. Ведьма как существо, приближенное к природе, отправляется в гущу шумного современного поселения, где ей приходится маневрировать на метле между машин и трамваев. Переживающий постепенную смерть японской деревни Миядзаки построил эдакую утопию, мир, где село и мегаполисы могут уживаться вместе, и за основу взял скандинавские большие города вроде Стокгольма, в которых как раз видел удачную комбинацию разных культур.
Тема отношений человека и природы вообще одна из центральных в творчестве Миядзаки. Он сам, конечно, не любит, когда его считают «Мистером Экологией» и однажды даже яростно высказывался против «экологических фашистов», но факт остаётся фактом: Хаяо — человек, глубоко переживающий за всё живое на планете.
И его первая же большая авторская работа, «Навсикая из долины ветров» (сначала манга, а затем и аниме) — масштабное высказывание на эту тему. Миядзаки рисует постапокалиптический мир, в котором люди кровопролитными войнами почти уничтожили сами себя и разозлили природу: теперь огромный Лес выпускает ядовитые споры, убивающие любого, кто их вдохнёт; а живут в чаще гигантские насекомые, сметающие всё на своём пути. Хаяо не питает никакой жалости к положению человечества в этом мире. Даже более того, люди в нём продолжают свои жалкие и жестокие попытки «усмирить» природу — разумеется, с катастрофическим исходом. А его главная героиня, Навсикая, как раз хорошо понимает насекомых и пытается помирить Человека и Лес. Она знает, что Земля — планета жуков, на которой люди лишь временные гости.
Тема противостояния человека и природы продолжается в «Принцессе Мононоке» — почти что идейном сиквеле «Навсикаи». Тут тоже люди разозлили духов леса, и те в ответ — не со зла, а скорее от бессилия — начинают уничтожать всё живое. С нестандартной для мейнстримного анимационного кино брутальностью Миядзаки показывает разрушительную силу человеческой глупости и алчности: здесь льётся кровь, отрываются руки и летят головы. Хаяо знает, когда надо быть беспрекословным и прямым: не зря, когда отвечающая за прокат картины в США Disney хотела перемонтировать фильм для младшей аудитории, режиссёр отправил им в офис катану с надписью «Не резать».
Говоря о мирах Миядзаки, мы часто забываем, что они состоят не только из визуальных образов — для создания вымышленного мира звук не менее важен (а на самом деле, даже более). Чтобы понять, насколько хорошо Хаяо с ним работает, достаточно сравнить оригинальные версии его ранних картин с теми, которые американские студии прокатывали в США: боявшиеся, что зритель «заскучает», те, например, добавили несколько минут композиций в «Небесный замок Лапута». И, конечно, растеряли львиную долю волшебства.
Дело в том, что картины тех же Disney почти никогда не замолкают, в них всегда должна быть музыка, которая направляет зрителя и даёт понять, что чувствовать. Миядзаки и его постоянный композитор Дзё Хисаиси работают иначе. Они знают, когда лучше помолчать. Когда можно дать фильму подышать и оставить только шелест травы, хрип ветра и мерное постукивание ботинок по каменной кладке. Мир фильмов Миядзаки — в том числе мир звуков: звонких и глухих, далёких и близких, природных и искусственных. Именно они придают его вселенной объём: мы ощущаем тактильность этого пространства, пускай оно и не реально, а всего лишь нарисовано талантливой рукой аниматора.
И поэтому чуть ли не самый великий эпизод в творчестве режиссёра — почти немой. После очень шумной и активной сцены с Безликим главная героиня «Унесённых призраками», Тихиро, садится в едущий по воде трамвай и просто едет. Миядзаки не нужны слова и не нужна навязчивая музыка. Он даёт зрителю уложить в голове всё, что произошло прежде. Но ещё больше позволяет проникнуться этим удивительным миром, который живёт и за пределами кадра. В нём могут просто ездить трамваи. А в них — просто сидеть пассажиры.