Пока байопики (не все, но большинство) остаются довольно вычурным жанром парада ЖЗЛ, многие режиссеры снимают картины о личном опыте взросления, не говоря напрямую, что это мемуары — своего рода вольные реминисценции прожитых лет, где вымысла не меньше, чем были. Но факты биографии, художественно осмысленные, порой куда ценнее подробно воссозданной хроники.
Пока байопики (не все, но большинство) остаются довольно вычурным жанром парада ЖЗЛ, многие режиссеры снимают картины о личном опыте взросления, не говоря напрямую, что это мемуары — своего рода вольные реминисценции прожитых лет, где вымысла не меньше, чем были. Но факты биографии, художественно осмысленные, порой куда ценнее подробно воссозданной хроники.
В этом году сразу два подобных фильма поборются за статуэтки на «Оскаре»: «Белфаст» Кеннета Браны и «Рука Бога» Паоло Соррентино; рассказываем о них и еще шести лентах, где известные режиссеры ностальгируют по прошлому.
Словосочетание «ностальгическое кино» станет главной разменной монетой в этой подборке, все ленты, упомянутые ниже, по-своему давят на томительное и радостное чувство рефлексии ушедших лет. Паоло Соррентино в формировании подобного климата на экране преуспел чуть ли не больше всех: Диего Марадона, лучистые закаты Неаполя, walkman на поясе и вера, что вся жизнь впереди. Итальянский классик момента большую часть кинематографической жизни вглядывался в вечность, а в «Руке Бога» попытался найти отголоски бессмертия в собственной юности. Крупицы обнаружились, конечно, в кино: романтичный юноша с горящим взором Фабиетто (награжденный в Венеции Филиппо Скотти) горечь утраты, первую любовь и поиски «я» спрятал на случайной съемочной площадке Федерико Феллини. И ровно в этот момент стал режиссером.
«Рука Бога» — кино, в котором искренности и любви куда больше, чем здравого смысла, и в этом победа над привычками режиссерского почерка. Еще вчера Соррентино был загадочным творцом, который скрывается где-то за мраморными колонами, а теперь он обнажил свое сердце на открытой ладони.
Если верить количеству упоминаний на «Оскаре» (хотя, давайте признаем, показатель уже не настолько весомый, как раньше), то «Белфаст» — одна из главных картин прошедшего года: сразу семь номинаций и «Золотой глобус» за лучший сценарий в кармане. В черно-белой гамме, разрываемой внезапными вспышками цвета, Брана живописует детство в Белфасте: тлеющий конфликт гражданских, поиски самоопределения, «улочки в три дома, где все так просто и знакомо». Фильм Браны похож на традиционный и прямолинейный роман взросления от классиков литературы. Личный отпечаток ярче всего проступает в сценах с престарелыми родственниками — бабушкой (Джуди Денч) и дедом (Киран Хайдс). Могучие артисты (оба номинированы на «Оскар» в этом году) кого угодно заставят вернуться в прошлое и почувствовать себя ребенком, который хохочет над препирательствами старших и воспоминаниями «столетней» давности.
Актриса и постановщица Грета Гервиг, как и ее героиня, выросла в Сакраменто в Калифорнии, училась в католической школе и больше всего на свете хотела быть не такой, как все. Выудив из памяти и со страниц дневников подробности взросления, Гервиг написала и сняла «Леди Берд» — вроде бы типичную историю coming-of-age, но со смещенным в сторону отношений с мамой и трудностей сепарации центром тяжести.
Если верить Грете, то ничего из происходящего на экране с ней на самом деле не случалось. А жаль! Сцена с бунтарским прыжком из машины на полном ходу выглядит так, будто ее невозможно придумать нарочно. В рамках подготовки Гервиг водила съемочную группу на экскурсии по родному городу, показывала фотоальбомы и всячески пыталась реконструировать цайтгайст времени скромными средствами. В результате Сирше Ронан удалось создать собирательный образ девочки-подростка нулевых, которая очень многое унаследовала от своей создательницы, не стала копией.
Режиссер Майк Миллз своим родственникам посвятил целую трилогию: маме — «Женщин XX века», сыну — недавний «Камон Камон», а началось все с «Начинающих» — фильм рассказывает о необычной биографии отца постановщика. После смерти жены и матери Майка тот совершил каминг-аут и прожил несколько лет с мужчиной, до самой смерти. За роль Хэла несравненный Кристофер Пламмер получил единственный «Оскар» в карьере.
Простая, но поддерживающая мысль, что никогда не поздно стать дебютантом — в работе, отношениях, творчестве, — стала центральной артерией ленты. В отличие от большинства картин в подборке, эта автобиографическая лента не претендует на лавры романа взросления, но говорит о том, что можно оставаться гибким в любом возрасте вне зависимости от обстоятельств, которые порой становятся определяющими. Миллз скрупулезно восстанавливает контекст перемен — даты, погода, общая фактура эпохи: режиссер пытается смотреть на мир глазами современников событий.
Вероятно, именно «Рома» — самая личная картина в этом перечне, пусть она и сильнее всего оторвана от личности. Альфонсо Куарон, который нам всем дорог как родной благодаря «Узнику Азкабана», взял в руки камеру, чтобы показать 70-е в Роме — районе Мехико. И режиссер, и оператор, и художник-постановщик в одном лице трепетно, терпеливо и подробно выстраивает ландшафт улиц, домов и побережья. Монохромное полотно в оптике Куарона богаче и фактурнее многих насыщенных цветом лент: при желании можно сосчитать каждую песчинку на босых пятках ребятни. Несмотря на интимный отпечаток собственной юности, среди фигур постановщик выделяет не мальчишек и сестренку, их мать или отца, который все время вдалеке, а молчаливую служанку, наблюдающую за тем, как быстро растут чужие дети, а в городе меняется все и не меняется ничего.
Выходца нью-йоркской интеллектуальной тусовки и мамблкорщика Ноа Баумбака можно, в принципе, считать режиссером, который снимает о себе и про себя. «Брачная история» соотносится с опытом развода с актрисой Дженнифер Джейсон Ли, а выбранный «Кальмар и кит» рассказывает о юношеских летах и расставании не собственном, но своих родителей. В ситуации краха отношений Ноа занимает позицию сыновей, которые очень по-разному реагируют на решение взрослых разойтись.
«Кальмар и кит», несмотря на ребристый шепот пленки, дух Нью-Йорка и Музей естественной истории в кадре (к его экспонатам и отсылает название), едва ли можно назвать лентой ностальгической, разве что меланхоличной. Это художественное осмысление довольно травмирующего события, которое, впрочем, не лишено не только честности, но и юмора, и даже горького оптимизма.
«Боль и славу» не со зла хотелось читать как завещание режиссера: размышление о творчестве и творце виделось последним большим поклоном на авансцене. Но оказалось лишь концом третьего акта: Альмодовар продолжает снимать, но он как будто перестал что-либо доказывать себе и всем вокруг. Необратимое увядание, слабость плоти и боль как рутинное состояние каждого дня рука об руку ходят с невозможностью писать. С недугами духовными и телесными и борется альтер эго постановщика Сальвадор — выдающаяся роль Антонио Бандераса, — будто бы сдавшись еще до начала поединка со смертью. Картину можно было бы назвать и трагической, и печальной, но она меняет тональность благодаря безукоризненному и точно выстроенному финалу. Одна сцена разбивает сердце и мгновенно собирает осколки воедино, впитав всю красоту таланта автора.
С великой картины все начинается и ею же заканчивается: «Амаркорд», что значит «я вспоминаю», сплел воедино детство не только Федерико Феллини, но и его соратника Тонино Гуэро. Римини на экране превращается в итальянскую страну Оз, карнавал идеалов и фейерверк рутинных приключений, праздник, который никогда и всегда с тобой. Оптика неокрепшего сознания меняет действительность не хуже натренированных рук иллюзиониста: в улочках этих чаяний можно заблудиться и навечно остаться в лабиринте фантазий. «Амаркорд» — сказка Феллини о непотерянном детстве, которое ему удалось на цыпочках пронести через всю жизнь, не расплескав ни капли неподдельной магии. Разве сможет кто-то доказать, что на самом деле все было не так?