Пока байопики (не все, но большинство) остаются довольно вычурным жанром парада ЖЗЛ, многие режиссеры снимают картины о личном опыте взросления, не говоря напрямую, что это мемуары — своего рода вольные реминисценции прожитых лет, где вымысла не меньше, чем были. Но факты биографии, художественно осмысленные, порой куда ценнее подробно воссозданной хроники.
В этом году сразу два подобных фильма поборются за статуэтки на «Оскаре»: «Белфаст» Кеннета Браны и «Рука Бога» Паоло Соррентино; рассказываем о них и еще шести лентах, где известные режиссеры ностальгируют по прошлому.
Словосочетание «ностальгическое кино» станет главной разменной монетой в этой подборке, все ленты, упомянутые ниже, по-своему давят на томительное и радостное чувство рефлексии ушедших лет. Паоло Соррентино в формировании подобного климата на экране преуспел чуть ли не больше всех: Диего Марадона, лучистые закаты Неаполя, walkman на поясе и вера, что вся жизнь впереди. Итальянский классик момента большую часть кинематографической жизни вглядывался в вечность, а в «Руке Бога» попытался найти отголоски бессмертия в собственной юности. Крупицы обнаружились, конечно, в кино: романтичный юноша с горящим взором Фабиетто (награжденный в Венеции Филиппо Скотти) горечь утраты, первую любовь и поиски «я» спрятал на случайной съемочной площадке Федерико Феллини. И ровно в этот момент стал режиссером.
«Рука Бога» — кино, в котором искренности и любви куда больше, чем здравого смысла, и в этом победа над привычками режиссерского почерка. Еще вчера Соррентино был загадочным творцом, который скрывается где-то за мраморными колонами, а теперь он обнажил свое сердце на открытой ладони.
Если верить количеству упоминаний на «Оскаре» (хотя, давайте признаем, показатель уже не настолько весомый, как раньше), то «Белфаст» — одна из главных картин прошедшего года: сразу семь номинаций и «Золотой глобус» за лучший сценарий в кармане. В черно-белой гамме, разрываемой внезапными вспышками цвета, Брана живописует детство в Белфасте: тлеющий конфликт гражданских, поиски самоопределения, «улочки в три дома, где все так просто и знакомо». Фильм Браны похож на традиционный и прямолинейный роман взросления от классиков литературы. Личный отпечаток ярче всего проступает в сценах с престарелыми родственниками — бабушкой (Джуди Денч) и дедом (Киран Хайдс). Могучие артисты (оба номинированы на «Оскар» в этом году) кого угодно заставят вернуться в прошлое и почувствовать себя ребенком, который хохочет над препирательствами старших и воспоминаниями «столетней» давности.
Актриса и постановщица Грета Гервиг, как и ее героиня, выросла в Сакраменто в Калифорнии, училась в католической школе и больше всего на свете хотела быть не такой, как все. Выудив из памяти и со страниц дневников подробности взросления, Гервиг написала и сняла «Леди Берд» — вроде бы типичную историю coming-of-age, но со смещенным в сторону отношений с мамой и трудностей сепарации центром тяжести.
Если верить Грете, то ничего из происходящего на экране с ней на самом деле не случалось. А жаль! Сцена с бунтарским прыжком из машины на полном ходу выглядит так, будто ее невозможно придумать нарочно. В рамках подготовки Гервиг водила съемочную группу на экскурсии по родному городу, показывала фотоальбомы и всячески пыталась реконструировать цайтгайст времени скромными средствами. В результате Сирше Ронан удалось создать собирательный образ девочки-подростка нулевых, которая очень многое унаследовала от своей создательницы, не стала копией.
Режиссер Майк Миллз своим родственникам посвятил целую трилогию: маме — «Женщин XX века», сыну — недавний «Камон Камон», а началось все с «Начинающих» — фильм рассказывает о необычной биографии отца постановщика. После смерти жены и матери Майка тот совершил каминг-аут и прожил несколько лет с мужчиной, до самой смерти. За роль Хэла несравненный Кристофер Пламмер получил единственный «Оскар» в карьере.
Простая, но поддерживающая мысль, что никогда не поздно стать дебютантом — в работе, отношениях, творчестве, — стала центральной артерией ленты. В отличие от большинства картин в подборке, эта автобиографическая лента не претендует на лавры романа взросления, но говорит о том, что можно оставаться гибким в любом возрасте вне зависимости от обстоятельств, которые порой становятся определяющими. Миллз скрупулезно восстанавливает контекст перемен — даты, погода, общая фактура эпохи: режиссер пытается смотреть на мир глазами современников событий.
Вероятно, именно «Рома» — самая личная картина в этом перечне, пусть она и сильнее всего оторвана от личности. Альфонсо Куарон, который нам всем дорог как родной благодаря «Узнику Азкабана», взял в руки камеру, чтобы показать 70-е в Роме — районе Мехико. И режиссер, и оператор, и художник-постановщик в одном лице трепетно, терпеливо и подробно выстраивает ландшафт улиц, домов и побережья. Монохромное полотно в оптике Куарона богаче и фактурнее многих насыщенных цветом лент: при желании можно сосчитать каждую песчинку на босых пятках ребятни. Несмотря на интимный отпечаток собственной юности, среди фигур постановщик выделяет не мальчишек и сестренку, их мать или отца, который все время вдалеке, а молчаливую служанку, наблюдающую за тем, как быстро растут чужие дети, а в городе меняется все и не меняется ничего.
Выходца нью-йоркской интеллектуальной тусовки и мамблкорщика Ноа Баумбака можно, в принципе, считать режиссером, который снимает о себе и про себя. «Брачная история» соотносится с опытом развода с актрисой Дженнифер Джейсон Ли, а выбранный «Кальмар и кит» рассказывает о юношеских летах и расставании не собственном, но своих родителей. В ситуации краха отношений Ноа занимает позицию сыновей, которые очень по-разному реагируют на решение взрослых разойтись.
«Кальмар и кит», несмотря на ребристый шепот пленки, дух Нью-Йорка и Музей естественной истории в кадре (к его экспонатам и отсылает название), едва ли можно назвать лентой ностальгической, разве что меланхоличной. Это художественное осмысление довольно травмирующего события, которое, впрочем, не лишено не только честности, но и юмора, и даже горького оптимизма.
«Боль и славу» не со зла хотелось читать как завещание режиссера: размышление о творчестве и творце виделось последним большим поклоном на авансцене. Но оказалось лишь концом третьего акта: Альмодовар продолжает снимать, но он как будто перестал что-либо доказывать себе и всем вокруг. Необратимое увядание, слабость плоти и боль как рутинное состояние каждого дня рука об руку ходят с невозможностью писать. С недугами духовными и телесными и борется альтер эго постановщика Сальвадор — выдающаяся роль Антонио Бандераса, — будто бы сдавшись еще до начала поединка со смертью. Картину можно было бы назвать и трагической, и печальной, но она меняет тональность благодаря безукоризненному и точно выстроенному финалу. Одна сцена разбивает сердце и мгновенно собирает осколки воедино, впитав всю красоту таланта автора.
С великой картины все начинается и ею же заканчивается: «Амаркорд», что значит «я вспоминаю», сплел воедино детство не только Федерико Феллини, но и его соратника Тонино Гуэро. Римини на экране превращается в итальянскую страну Оз, карнавал идеалов и фейерверк рутинных приключений, праздник, который никогда и всегда с тобой. Оптика неокрепшего сознания меняет действительность не хуже натренированных рук иллюзиониста: в улочках этих чаяний можно заблудиться и навечно остаться в лабиринте фантазий. «Амаркорд» — сказка Феллини о непотерянном детстве, которое ему удалось на цыпочках пронести через всю жизнь, не расплескав ни капли неподдельной магии. Разве сможет кто-то доказать, что на самом деле все было не так?